тридцати ли, он увидел у самой дороги трактир и заметил, что женщина, торгующая в этом трактире, одета в белое, а лицо у нее такое красивое, каких он никогда не встречал раньше. К тому же трактир с виду чистый, и еда там, наверно, приличная. Словом, все как нельзя лучше! Ли слез с осла и, приказав слуге сторожить его, вошел в трактир.

Чем больше он смотрел на трактирщицу, тем прекраснее казались ему ее лицо и фигура. Он попросил вина и стал шутливо болтать с ней. Трактирщица отвечала ему так задорно и поощрительно, будто давно уже была с ним знакома. А уж сам Ли, будучи распутником, и подавно не отставал от нее! Чем сильнее он пьянел, тем больше пил и тем усерднее угощал трактирщицу.

Пока они весело проводили время, солнце село и наступили сумерки. Тут слуга стал убеждать молодого Ли ехать дальше, чтобы поспеть в Пхеньян к намеченному сроку. Но Ли только прикрикнул на него:

— Ну что ты пристал! Живо поезжай в Пхеньян один и обожди меня там в каком-нибудь кабачке около управы. А завтра в обед встретишь меня, но не вздумай пойти прежде меня в управление губернатора и доложить его милости о том, что я здесь остановился!

Слуга уехал, а молодой Ли остался с женщиной. Они рассказывали друг другу разные истории, пили хорошее вино, ели прекрасные закуски и от души веселились.

А эта женщина была той самой кисэн, которую подослал губернатор. Но откуда было знать молодому Ли об этом?! Не мог он и предполагать, что губернатор велел кисэн поить его вином до тех пор, пока он совсем не опьянеет.

И он пил и пил, пока не опьянел настолько, что улегся в этой же комнате и захрапел — казалось, будто гром гремит. Вот тогда-то в трактир и ворвались те слуги, которых подговорил и подослал губернатор. Увидев, что гейша уже напоила молодого Ли, эти мошенники с громкими криками набросились на него и, прежде чем он успел проснуться, связали цепью, подняли за руки и за ноги и, дико воя, умчались с ним, как ураган!

Только тогда Ли проснулся. Однако он был еще совсем пьян, когда открыл глаза. И тут он узрел такое, чего ему никогда не приходилось видеть раньше! Его несли какие-то странные существа: у одних лица зеленые, у других — необычайно красные, у третьих — черные, как тушь. А одеты они в костюмы страшных дьявольских цветов! Волосы у них стоят дыбом, а в руках они держат невиданные мечи и копья! И когда кто-нибудь из них говорит — что это за язык — разобрать нельзя. Только однажды Ли уловил слова:

— Этот человек при жизни любил только вино и женщин, а своих родителей и старшего брата всегда огорчал. Давайте-ка стащим его к великому государю Ёмна[144], который за такие грехи отправит его в преисподнюю!

Хотя Ли и был пьян, однако успел подумать: «Видимо, я умер и схвачен бесами!»

От ужаса сознание его помутилось, и он чувствовал все как сквозь сон. А бесы тащили его так быстро, что ветер свистел в ушах! В одном месте они остановились. Молодой Ли открыл глаза и увидел, что все вокруг объято пламенем, причудливые языки которого, казалось, достигали неба. Откуда-то доносились ужасные стоны и жалобы: так кричат люди, когда их казнят, и они не в силах переносить мучений!

— Так и есть! — пробормотал Ли. — Я умер и попал в преисподнюю. Как же быть?! Помню, когда я был жив, мошенники-монахи часто говорили, что внутри земли есть ад, где правит великий государь Ёмна. Он хватает дурных людей и, решив, какой меры наказания они заслуживают, подвергает их разным мучениям. Всегда я говорил этим монахам, что они лгуны и обманщики. А вот теперь сам попал сюда и вижу, что они были правы!

Когда, охваченный страшной тревогой, он сказал это, бесы стали спрашивать друг друга:

— Что он говорит?! Что он говорит?! — голоса их были похожи на собачий лай.

И еще Ли уловил такие слова:

— Это великий грешник. Поэтому надо бы выбрать в преисподней самое плохое место и там хорошенько помучить его! У нас он недолгий гость — не дадим же ему покоя!

И бесы снова набросились на него, подняли за руки и за ноги и стали дергать во все стороны и ужасно кричать, будто поощряя друг друга убить его.

Ну как тут сохранишь присутствие духа?! А бесы опять потащили его и скоро снова остановились. Чувствуя себя совершенно беспомощным, Ли открыл глаза и увидел: на возвышении в царских одеждах с гневным видом сидел некто. Перед ним стоял судья с Книгой человеческих деяний.

— Мы, ничтожные, были в том мире и поймали душу Ли, младшего брата нынешнего губернатора Пхенани! — и они распростерлись перед возвышением, на котором восседали десять князей ада. Потом все бесы расположились справа и слева от престола, а некоторые из них стали разбрасывать перед молодым Ли палки и другие орудия, которыми наказывают провинившихся.

При виде этих орудий пыток Ли испугался еще больше, а судья, державший Книгу человеческих деяний, громовым голосом спросил:

— Ты почему, придя в тот мир, грамотой и другими добрыми делами не занимался, а только пил вино да проводил время с женщинами? Зачем ты заставлял страдать своих родителей и старшего брата? Твои грехи очень велики, а потому ты будешь ввергнут в мрачную преисподнюю, из которой не выйдешь десятки тысяч лет, и будешь подвергаться всяческим наказаниям!

И он перечислил все недобрые дела, которые совершил молодой Ли при жизни и которые были записаны в эту книгу.

Ли подумал: «Нет ни одной ошибки! Как ни вертись — все верно, и обмануть совершенно невозможно!»

Тогда, кинувшись судье в ноги, он стал умолять его:

— Я действительно презренный грешник, и все ваши драгоценные слова справедливы! Когда я, грешник, был в земном мире, то слыхал от монахов о преисподней и государе Ёмна, но не знал, правда ли это. А теперь убедился, что правда, и больше не сомневаюсь. Глупый и темный человек, я пустился в разврат и пьянство и много грешил по отношению к родителям и старшему брату. А вот теперь я умер, но кто пожалеет об этом?! Наконец-то я понял, что грешника — умри он хоть десять тысяч раз — никто не пожалеет! Только старые родители после его смерти станут горько плакать, да у жены и брата будет скорбный вид. Если бы вы