Когда бабушка сказала, что во мне теперь будет частица каждого одарённого нашей большой семьи, это были не просто красивые слова. Я действительно это ощутил. И во время моих тренировочных поединков с немецким императором я чувствовал, как за моей спиной незримо присутствуют все наши маги, как они помогают мне держать в руке меч и накладывать заклятия.

Что касается заклятий, то теперь мне стали доступны едва ли не самые сильные и опасные — уровень позволял их изучить. Конечно, времени было недостаточно, чтобы изучить много, но бабушка показала мне самые нужные, по её мнению. А её мнению я доверял. И уже неделю каждый день я проводил две большие тренировки: с Вильгельмом Пятым с утра оттачивал навыки боя, с бабушкой после обеда изучал и тренировал заклятия. Таким образом, мои шансы не погибнуть в первую же минуту поединка с Эджертоном росли день ото дня.

Вильгельм нанёс очередной удар мечом, я его привычно отбил и хотел сразу же сделать контрвыпад, но император резко протянул в мою сторону левую руку и из растопыренной ладони ударил по мне чуть ли не чистой энергией. Поток огня, ослепляющего света и ещё чего-то непонятного, но причиняющего жуткую боль, ударил мне прямо в грудь.

Но я устоял, было больно, но я всё-таки устоял. Шапка и меч помогли. Клинок я выставил перед собой, словно щит, и он разрезал этот поток напополам, как волнорез, а шапка помогла справиться с тем, что оставалось и лупило по мне с боков.

И я чувствовал шапку, чувствовал её тепло, усиливающееся при каждой атаке Вильгельма. Но это уже было не то болезненное жжение, что всегда заканчивалось моим обмороком, а приятное тепло, показывающее, что я нахожусь под защитой Великого артефакта.

Поток иссяк, Вильгельм Пятый убрал руку, и я приготовился к его новой атаке. Но её не случилось — подошла бабушка. Видимо, мы не заметили, как пролетело время, и тренировка подошла к концу. Хотя скажи мне кто-нибудь ещё пару недель назад, что я могу не заметить, как пролетают четыре-пять часов интенсивной тренировки, я бы рассмеялся. Но теперь, после повышения магического уровня, научившись использовать шапку Мономаха, я вообще не замечал усталости. Это было невероятно.

— Ну и как успехи? — спросила нас княгиня Белозерская.

— Вроде неплохо, — ответил я.

— А ты что скажешь, Вилли? — обратилась бабушка к немцу.

— Скажу, что всё идёт даже лучше, чем я предполагал, — ответил император. — Сегодня я ему уже не поддавался и атаковал в полную силу. Разве что ограничивал некоторые заклятия. Но у нас ещё три дня до битвы.

— Всего три дня, — вздохнув, заметила бабушка.

— Целых три дня! — возразил Вильгельм. — И мы посвятим всё это время тренировкам. Нам, в отличие от Гарри, не нужно отвлекаться на защиту Канады.

— Что-то мне кажется, он не собирается её защищать. Очень уж это странно — согласиться на две битвы с интервалом в три дня. Либо Гарри окончательно сошёл с ума, либо мы чего-то не знаем.

— Скоро узнаем. Очень скоро. В Торонто сейчас шесть утра. Через шесть часов истекает время ультиматума, и я уверен, что Хосе своё слово сдержит, если его условия не примут.

— Больной ублюдок! — в сердцах произнесла бабушка. — Надеюсь, что у Гарри хватит ума отдать этому психопату Канаду или сил отбить город.

— Полагаю, нашего друга судьба жителей Торонто заботит не больше, чем мексиканца. Впрочем, как я уже сказал, через шесть часов мы всё узнаем.

* * *

Торонто был полностью окружён. Маги Хосе Второго заморозили озеро Онтарио вдоль всего побережья мегаполиса, и это позволило армии Ацтлана взять крупнейший город Канады в кольцо. Вокруг Торонто при помощи магии воды и холода возвели высоченную ледяную стену, чтобы уж наверняка, чтобы вообще никто не мог выйти. Хосе даже попытался накрыть город куполом, но не осилил — слишком уж большая была территория.

По всему периметру стены стояли сильные одарённые, поддерживающие её, и небольшие отряды боевых магов, способные в случае вылазки защитников города, вступить с ними в бой и дождаться подкрепления. Основные же свои силы Великий тлатоани собрал на льду внутренней гавани Торонто.

Десятки тысяч человек, эльфов и орков стояли стройными рядами буквально в сотне метров от берега в полной боевой готовности. Лишь малая часть из них была магами, но Хосе Второй любил эффекты, и ему нравилось командовать огромной армией. Да и на врага вид таких полчищ действовал угнетающе, ведь никто толком не знал, сколько в этой армии боевых магов. Вполне могла быть и половина.

Благодаря тому, что мексиканцам не удалось установить над городом купол, часть жителей, в основном аристократия и особо сильные маги, смогли покинуть Торонто при помощи пространственных порталов. Но основная часть оставалась в городе. То ли руководство мегаполиса не могло по какой-то причине наладить эвакуацию граждан порталами, то ли не верило, что Хосе Второй сдержит обещание и уничтожит Торонто вместе с жителями.

А тот собирался. Хосе уже давно называли безумным мексиканцем, и прозвище это он получил по заслугам: о его зверствах и диких поступках ходили легенды. Но даже если часть этих легенд и не имела никакого отношения к реальности, в том, что император Ацтлана уничтожит Торонто вместе с жителями, мало кто сомневался.

Однако руководство города и Британской империи не озаботились спасением граждан. Те накануне штурма снарядили посольство к Великому тлатоани, чтобы упросить его выпустить из Торонто хотя бы женщин и детей, но император отказался. Монаршей милостью он лишь позволил послам вернуться в город, не казнив их раньше времени.

И вот время штурма почти подошло. Великий тлатоани, одетый в свой любимый боевой костюм, разрисованный под шкуру ягуара, посмотрел на часы — они показывали без четверти двенадцать по местному времени. До начала штурма города оставалось всего пятнадцать минут. Император ухмыльнулся и продолжил ждать. Он любил точность и всегда держал слово — если он обещал приступить к уничтожению Торонто в полдень, то даже минутой раньше не начнёт этого делать.

Тем временем отряды армии Ацтлана завершали последние приготовления к штурму: боевые маги обновили на себе защитные заклятия, простые воины убедились, что не забыли надеть амулеты. Все ждали приказа императора и сигнала к началу.

* * *

Гарольд Эджертон стоял посреди огромной площади, вымощенной