Шрифт:
Закладка:
— Значит, вода — целебная, — сказала Анастасия, любуясь резными мраморными украшениями.
— Существует легенда, — ответила Лейла. — Диляра Бикеч была любимой женой хана Крым-Гирея. Она умерла молодой. Хан очень горевал. Он вызвал архитектора Умера ибн аль-хадж Мустафу и сказал ему: «Сделай так, чтобы камень заплакал, как плачет мое сердце…»
Анастасия кое-что знала о хане Крым-Гирее. Он был организатором последнего набега крымцев на Россию. В 1769 году он собрал многотысячное войско из крымских и буджакских татар и внезапно вторгся в южные пределы России. Небольшие русские отряды пытались остановить нашествие, но Крым-Гирей разгромил их. Затем захватил, разграбил и сжег несколько городов, перебив там массу народу. По сведениям нашей разведки, хану удалось тогда угнать в рабство примерно восемнадцать тысяч русских. Он с выгодой продал их туркам на невольничьих рынках в Гёзлёве и Кафе.
Но, оказывается, у этого безжалостного разбойника было нежное сердце. Он мог любить женщину и страдать, потеряв любимую. Он не пожалел денег, добытых в бандитских набегах на соседнюю с его государством страну, для строительства роскошной усыпальницы. Обладая художественным вкусом, хан принял проект талантливого архитектора и осуществил его, и вот теперь потомки слагают легенды о его благородстве…
Анастасия усмехнулась. Парадоксы истории занимали ее. Она воспринимала их как проявления Божественного промысла, сходные с противоречиями обыденной, повседневной жизни.
— Вы не верите этой легенде? — спросила турчанка, пристально наблюдавшая за русской гостьей.
— Ваша Светлость, — вздохнула Анастасия, — когда-то я слышала совсем другую версию. В ней «Сельсебиль» назван «Фонтаном слез». Утверждается, будто бы он сделан в честь невольницы-христианки по имени Мария, вывезенной из Польши. Хан полюбил Марию. Но одна из его жен, Зарема, пронзила несчастную ножом, поддавшись чувству женской ревности.
— Дурацкая история! — заявила Лейла. — Христианку не могли похоронить в мусульманском царском мавзолее. Тем более — наложницу, рабыню.
— А у вашего господина Светлейшего хана Шахин-Гирея есть наложницы? — осторожно спросила Анастасия.
— Конечно, есть! — ничуть не смутившись, ответила Лейла. — И это очень хорошо.
— Почему?
— Мне спокойнее. Я знаю, с кем он проводит ночи. Постоянные партнерши, о которых известно все. Они живут здесь, находятся под наблюдением. Кроме него, никто не бывает у них.
— Вы не ревнуете?
— Нет. Ведь я — жена, а они… — Тут Лейла остановилась. Презрительная усмешка тронула ее губы. Похоже, она искала французское слово, чтобы точнее выразить суть явления.
— Женщины для физиологических нужд мужчины? — решилась подсказать ей грубую фразу Анастасия.
— Ну да.
Эти слова легко сорвались с прелестных уст, и Анастасия подумала, что Лейла не любит своего повелителя. Не любит так, как принято любить по христианской вере. Как она сама любит Светлейшего князя Потемкина. Восхищаясь им и отдаваясь ему безоглядно, она ждет, что и он будет предан ей. Предан сердцем, душой и… телом. По крайней мере в течение их бурного романа.
— Значит, восточной женщине не свойственно чувство ревности? — спросила Анастасия.
— Думаю, нет, — ответила Лейла.
— Но это очень странно.
— Ничуть. Женщин на Востоке с детства воспитывают с мыслью о том, что они созданы Аллахом для служения мужчине.
— О да! — с иронией согласилась Анастасия. — Во-первых, женщина склонна к пороку, это — настоящий сосуд греха. Во-вторых, она лишь вещь в прекрасном, возвышенном мире мужчины. Такая же простая и утилитарная, как, например, сабля, седло, лошадь…
— Вы преувеличиваете… — Третья жена хана нахмурилась. Ей не понравились слова русской путешественницы.
— Тогда откуда эти интриги в гаремах? Заговоры, подкупы, убийства… — продолжала Анастасия. — Конечно, мир Востока скрыт от европейцев. Но когда хоть что-то выходит наружу, то оказывается, что в центре событий стоит какая-нибудь красавица Роксолана.
— Это — не ревность, — возразила ей Лейла. — Это — зависть. Женщины борются не за себя. Они хотят лучшего будущего для своих детей.
— Вот как? — Анастасия взглянула на турчанку с любопытством. — И у вас есть дети от Шахин-Гирея?
— Пока нет! — Ответ прозвучал слишком резко. Закусив губу, Лейла отвернулась.
Анастасия поняла, что в запале разговора затронула больную тему. Ей же с первой встречи было ясно, что прекрасная обитательница ханского гарема еще не познала всей глубины женской доли: беременность, токсикоз, кровь и боль при родах, кормление ребенка грудью. Почти девственная чистота жила в ней.
— Простите, Ваша Светлость! — Анастасия в раскаянии низко присела в реверансе перед третьей женой Шахин-Гирея.
— Ладно… — Турчанка бросила взгляд на опечаленное лицо своей гостьи. — Вы ведь не хотели меня обидеть…
Когда младший евнух гарема Али, который сопровождал жену хана в этой поездке, вошел в мавзолей, весьма обеспокоенный долгим пребывавием там обеих знатных дам, он обнаружил, что они заняты изучением арабской надписи над фонтаном «Сельсебиль». Ее Светлость показывала русской путешественнице разные буквы арабского алфавита и даже писала их прутиком на пыльном каменном полу, а гостья старательно повторяла за ней их названия. Эта картина так умилила старого слугу, что он с поклонами попятился обратно к двери и затем уже безропотно ожидал окончания необычного урока.
Благорасположение крымского правителя к русской путешественнице теперь простиралось так далеко, что она получила приглашение от третьей его жены на обед. После осмотра мавзолея Диляры Бикеч обе женщины вернулись во дворец. Обед был сервирован в покоях Лейлы. Но сначала турчанка показала гостье все свои комнаты. Анастасии особенно понравилась гостиная и картина, висевшая в ней, — «Закат на Босфоре».
Художник взглянул на Босфор с какой-то возвышенности. В поле его зрения попали высокая крепостная башня с зубчатыми серо-жемчужными стенами, голубая гладь пролива и холмистые, покрытые кудрявыми лесами берега напротив. Солнце уже опустилось за горизонт. Но небо еще было окрашено в прозрачные желто-розовые краски. На картине они как будто играли и искрились. Серебристые отблески заката лежали на тихой, неподвижной, как зеркало, морской воде.
— Что это за крепость? — спросила Анастасия, указывая на башню.
— Румели Хисары, — ответила Лейла. — Она очень старая. Рядом есть еще одна, такая же — Анадолу Хисары. Они, как два часовых, охраняют Стамбул.
— Неужели эти места так красивы?
— О да! — воодушевилась третья жена хана. — Они божественно красивы. Художник не смог изобразить на холсте всего Босфора. Босфор — очень большой. Чего только нет на его берегах! Мечети, дворцы, базары, сады с фонтанами… Я пытаюсь рисовать это по памяти, но пока не все получается.
— Вы умеете рисовать?
— В медресе
