Мы с Герой идем в середине толпы. Впереди ребята, сзади ребята, громко и весело, а мне все чудится, будто вдвоем мы. Особенные.

Гера идет чуть вперед по узкой тропинке, крепко держа мою руку и переплетя наши пальцы. Ведет. Его ладонь широкая, горячая и сухая. От этого уверенного прикосновения жаркие волны идут вверх по моей руке. Смотрю на его лицо, обращенное ко мне вполоборота, на широкие плечи. Вроде и простой парень… Нет, не парень уже. Мужчина, хоть и молодой совсем. Но таких – вон, целый взвод у них…

А сердечко все равно только от каждого взгляда на мужа сжимается. Люблю.

И слова о моем положении так и вертятся на языке. Наверно поэтому чувствую себя нервно. Лес, темнота пугают. От шорохов вздрагиваю, а потом виновато смеюсь. Гера ухмыляется, оборачиваясь каждый раз. " Динка, да ты трусиха!" – фыркает муж снисходительно.

Наконец выходим к речке. Она небольшая, спокойная, вся поросшая камышом. По берегам нависают над темной водой плакучие ивы, будто русалки волосы моют, шумно стрекочут сверчки.

На полянке девчонки во главе с Машкой Мещеряковой уже расстелили одеяла, принесли еду и сейчас раскладывают ее по большим общим тарелкам. Катя собирает хворост для будущего костра, Роза моя рвет цветы, чтобы плести венки. Ивана Купала все-таки, куда ж без них. Я, конечно, сразу присоединяюсь к Розке, пока Гера уходит с парнями искать сухие ветки потолще для костра. Подружка косится на меня с подозрением, потому что нервная улыбка так и дрожит на моих губах, пока рву высокие стебли.

– Динка, ты что загадочная такая, а?

Меня так распирает, что жутко хочется рассказать. Вот только Гере – первому, потому лишь отрицательно мотаю головой, не отвечая.

– Вечер хороший. Будто в сказке мы, да? Нет у тебя такого ощущения? Смотри, какой лес.

Машу рукой в сторону тайги, начинающейся на том берегу. Розка выпрямляется, щурится на черную чащу, внимательно разглядывая.

– Слушай, да! У меня тоже весь вечер будто душа в пятка то и дело уходит. Хочешь не хочешь, а поверишь, что особенная ночь! Что-то в этом есть, да? – подмигивает, – Может цветок папоротника поищем? Ну вдруг! Мне б не помешал!

Смеемся. А потом вздрагиваем вдвоем от испуга, потому что из тайги вдруг доносится протяжный волчий вой. Волоски дыбом встают, раньше, чем успеваю осмыслить, что источник звука далеко и бояться нечего.

– А-а-а! – первой визжит Розка и бросается обратно ко всем на поляну. Я стремглав вслед за ней. Хохочем. И смешно, и страшно. Дурачки, волков, которые черти где, испугались.

Но ощущение, что ночь особенная, теперь только усилилось. Вой волков не стихает. Далеко, но немного жутко.

Пока мы бродили вдоль берега, ребята уже начали жарить мясо и соорудили огромный трескучий костер в центре поляны. Искры от него летели во все стороны, разнося жар огня по всей окрестности. Огонь гипнотизировал, притягивал взгляд, рождал смутные мысли о вечном.

Мы с Розой и Катей уселись чуть поодаль и принялись плести венки на всех. Розкин Ромка взял в руки гитару и сел у самого костра на бревно, но пока лишь примеривался к инструменту, лениво перебирая звучные струны. По кругу гуляли открытые бутылки и все, не стесняясь, пили из горла. Передавали и мне, но я каждый раз сразу отдавала дальше. Розка сначала не заметила, а потом стала с любопытством поглядывать. Наконец наклонилась к самому уху.

– Ты чего…того? Можно поздравлять?!

– Тш-ш-ш, – шикнула на нее, сжимая недоплетенный венок в руках.

Наши глаза встретились. Мы заулыбались, и Розка коротко и крепко меня обняла.

– Молчу, – кивнула, отпуская.

Я в ответ тоже порывисто ее обняла.

По поляне пополз запах прожаренного мяса, приятно защекотал ноздри, вызывая повышенное слюноотделение. Все сразу засуетились, собирая вместе одеяла и делая большой импровизированный стол. Мы с Розкой раздали венки ребятам, правда, мальчишки по большой части отказались, так что труд наш оценили в основном девочки. Расселись на одеяле полукругом лицом к высокому, жаркому костру. Гера опустился рядом со мной на одеяло, крепко приобнял за плечи и прижал к себе. Уютно устроилась на мужнином плече щекой, поймала его левую руку и переплела наши пальцы. Стало хорошо-хорошо…

Такая ночь густая, а нам от костра и светло, и горячо. Ребята смеются, едят, болтают, травят байки всякие и анекдоты. Гера, когда хохочет, то я чувствую, как вибрирует смех у него в груди, и этого мне еще теплее. Сама я молчу, в разговоры не вступаю, только слушаю и улыбаюсь рассеянно. Взгляд так и тянется к огню. Говорят же, что на него можно смотреть бесконечно. Вот и я смотрю. И чем-то священным кажется мне это пламя. Способное прожечь время и миры. Ромка начал петь, все подхватили, молодые голоса полились над поляной, уплывая куда-то в сторону черной тайги.

– Ай-да купаться! – еще попозже подскакивает Розка, – Машка, Дина, Кать пойдем!

– Нет, прыгать сначала! – Машка Мещерякова тоже уже оказывается на ногах. Хлопает в ладоши и заливисто смеется от шампанского и своей молодости, бурлящих в крови, – Ивана Купала же! Мы обязаны прыгнуть через костер! А потом уже купаться.

– Да высокий костёр, Маш, ты че, – чешет затылок ее муж, – Хвост подпалишь себе!

Все ржут. А Машка возмущенно фыркает, уперев руки в бока.

– Ты лучше за свой хвост переживай, Мещеряков. На Ивана Купала вместе прыгают. Если руки не расцепишь- значит пара, а если расцепишь, то все. Девушка не твоя!

– Так ты итак моя, зачем мне хвостом рисковать, – усмехается.

– А я, может, уйду!

– Э-э-э!!! – возмущенно восклицает Мещеряков, тоже вставая и отряхивая штаны. Парни вокруг подхватывают его возглас, – Я тебе уйду! А ну пошли тогда! Тоже мне…

Хватает Машку за руку и решительно тянет к костру. А огонь и правда высокий! Кажется, метра на два вьется! У меня почему-то сердце тут же замирает, на спине выступает пот.

– Может потушим немного? – взволнованно кричу им.

Но куда там! Мещеряков уже отходит с женой подальше доя разбега. Все привстают с мест. На лицах мелькает напряжение.

– Давай на три, Маш! Раз, два…Три-и-и!

И бегут! Машка визжит со страху. Мещеряков вперед ее тянет будто локомотив. Жмурятся вместе, прыжок! Я громко охаю, приложив руки в груди. Сердце колотится! Истеричный веселый смех Машки, счастье! Мещеряковы целуются, обнимаются крепко, забыв о нас. Перепрыгнули! Все смеются вместе с ними. Отпускает. Я тоже смеюсь, обнимая Геру за талию, прячу на его груди лицо.

– Испугалась, Дин?

– Да, – бормочу.

– Да