– Ну так, а вы? Студентки? Работаете? – не отстает от нас Женя.

– Мы в кулинарном техникуме учимся на втором… – начинает Роза.

Не слушаю ее. Сердце так и стучит отчаянно. Хмурюсь каким-то своим неясным, путаным мыслям. Хабаровск…Это же очень…Очень далеко…

– Так, Адрюха, ну – ка дай девушке сесть, – неожиданно командует Гера своему соседу. Переводит на меня свои удивительные, даже в сумраке золотистые глаза, – Дина, садитесь.

Уверенно, будто и мне приказывает. Смотрит прямо в глаза. Приоткрываю губы непроизвольно, перехватывая его взгляд, устремленный на меня.

– А что это я? Что не ты, Герыч? – ворчит Андрей.

– Встань! – тихо рявкает Гера, не поворачиваясь.

– Ты гляди какой, – цокает Андрей, но поднимается.

– Дина, садитесь, – повторяет Гера вкрадчиво и хлопает по скамейке рядом с собой.

Неуверенно приближаюсь. Ноги ватные, коленки дрожат. Да что со мной?!

Сажусь, наши бедра соприкасаются, ошпаривает даже через юбку, волной бежит по венам кипяток. Гера поворачивается ко мне и его лицо оказывается так близко от моего, что теплое дыхание греет щеки.

– Мне кажется, я вас где-то видел, – тихо произносит он.

На нас сейчас никто не обращает внимание, все слушают хохотушку – Розу, а мы будто вдвоем в этой толпе.

– Мне тоже так кажется, да, – шепчу нервно, облизывая губы.

– Так видел? – улыбается на это Гера и уголок его выразительных губ взлетает вверх.

– Я…я не помню, – признаюсь, – Пытаюсь вспомнить и не могу.

– Я тоже, – кивает он и между широких бровей на переносице заламывается маленькая морщинка, – А вы откуда, Дина?

– Я? Из Чудово, это Новгородская область. Были там?

– Нет, – мотает головой.

Молчим.

– А вы? – подаю голос я.

– Из Волгограда.

– А -а-а…– тяну неопределенно.

Разговор обрывается. Неловко, нервно и дико жарко от его соседства. Нос щекочет запах самого простого мыла и его кожи. Отворачиваемся друг от друга как по команде и молча слушаем веселую болтовню остальных ребят. Только ощущение, что мы тут вдвоем, никуда не исчезает. Словно в мыльном пузыре сидим и из него на всех смотрим. От этого так трепетно, что даже немного тошнит.

Тем временем на летней сцене к оркестру присоединяется певец – молодой парень с зализанной блестящей челкой. И вместо довольно старомодного попурри из вальсов и военных песен, начинают наконец играть современные шлягеры.

Песни у людей разные,

А моя одна на века.

Звездочка моя ясная,

Как ты от меня далека.

Бархатным баритоном тянет певец в микрофон. И от его приятного чистого тембра внутри замирает еще слаще. Каждое слово будто про нас, про меня…

– Потанцуем? – Гера предлагает это как-то отрывисто и, и не думая дожидаться согласия, утягивает меня в сторону самой темной поляны вблизи.

Останавливается за деревом. Становится напротив, перехватывает мой взгляд и медленно, будто делая акцент на этом жесте, кладет руку мне на талию, а второй ладонью крепко сжимает мою влажную от волнения ладошку. Перестаю дышать. Это как обняться. Вот так сразу с незнакомым совершенно человеком. Близко и горячо. Гера делает шаг и начинает вести меня в танце.

Шаг- остановка- шаг-остановка-шаг. Как дыхание…Как сама пульсирующая жизнь.

Облако тебя трогает,

Хочет от меня закрыть.

Чистая моя, строгая,

Как же я хочу рядом быть.

Поет певец. Шаг- остановка- шаг-остановка-шаг…Глаза в глаза…

Шумели, смеялись люди. Шуршали редкие машины за оградой Таврического парка. А мы будто одни в этой темноте – теплой, осязаемой, живой. В целой вселенной сквозь время и пространство одни. Молчим. Медленно качаемся в такт, токи бегут по нашим телам от руки к руке.

Поздно мы с тобой поняли,

Что вдвоем вдвойне веселей

Даже проплывать по небу,

А не то, что жить на земле.

В самую душу и глубже падают слова.

– Дина, ты бы хотела увидеть Хабаровск? – вдруг спрашивает Гера. Его низкий голос дрожит от напряжения, от смысла, вложенного в эти шесть слов.

На глазах выступают слезы, дрожат на ресницах. Всхлипываю, смеюсь и киваю. Это невероятное что-то. Разве так бывает? Не со мной…

– Да… Да.

***

– Одевайтесь.

Врач отточенным движением стягивает перчатки и проходит за занавеску. Неуклюже сползаю с гинекологического кресла. Щеки горят. От неприятия этих необходимых манипуляций с моим телом и от тревожного ожидания вердикта. Быстро надеваю трусы, оправляя юбку и, чуть ссутулившись, подхожу к что-то быстро пишущему врачу. Это мужчина лет пятидесяти, полноватый и с уставшими умными глазами. Взгляд мельком падает на его красные от постоянного мытья руки, и я, опустившись на стул напротив, неловко разглаживаю юбку на коленях. Врач кидает на меня быстрый взгляд исподлобья и тут же снова начинает писать. Слышу, как скрипит его ручка.

– Ну что, Кунцева Дина Алексеевна…

Задерживаю дыхание.

– …Беременны вы, поздравляю. Ориентировочно четырнадцать недель. Рожать будем с вами в январе. Надеюсь, не на праздниках…

Делаю резкий вдох, сердце бухает о ребра и заходится часто- часто. Губы разъезжаются в глупой улыбке. Конечно, я давно подозревала, но…Ладонь ложится на живот, я кусаю щеку. Счастье, трепетное, тревожное, захлестывает с головой. Словно сквозь вату дальше слушаю врача.

– Так, вот направления на анализы. На кровь завтра к восьми натощак, моча…В общем, разберетесь. А так вроде бы все хорошо. Шейка закрыта, сердцебиение у обоих чистое.

– У обоих? – охаю, уловив только это.

– Да, Дина Алексеевна, – врач перестает писать и поднимает на меня пытливый взгляд, – Я могу ошибаться, конечно. На таком-то сроке. Но мой тридцатилетний опыт подсказывает, что двойня у вас.

Он чмокает губами, а потом уголок узких губ ползет вверх, являя мне скупую улыбку.

– Рады?

Вместо ответа киваю и кладу вторую руку на живот. Где-то глубоко внутри что-то щелкает. Будто струну души задели. И теперь вибрация, тревожная и печальная заполняет каждую клеточку. У меня бывает такое ощущение. Чем-то похожее на дежа вю. Неуловимое, но такое пронзительное. Вот и сейчас оно меня накрывает. Двойня… Шмыгаю носом, шепча.

– Спасибо.

– Ну вот, – хмурится доктор, – Ох, уж мне эти барышни. Не паниковать, прорвемся!

– Я верю, спасибо, можно идти?

– Можно, Дина Алексеевна, направления на анализы не забудьте. Через неделю снова ко мне.

***

Провернув ключ два раза, открываю дверь в нашу маленькую квартирку. Кинув сумку прямо на пол в коридоре, устало опускаюсь на пуф. Устремляю лихорадочный взгляд на свое отражение в зеркале напротив. Руки опять непроизвольно обхватывают живот. Я пока не чувствую ничего… Но нас уже точно трое, а возможно и четверо. Мы теперь настоящая. НАСТОЯЩАЯ семья.

Нет, я знаю, что семьи