хорошие сапоги, отличная погода — все это помогало бежать практически без остановок на отдых и перекусы. Прервав свой путь лишь на обед и вечером, когда увидел едущую навстречу телегу, везущую в Широкие овраги какие-то товары на обмен. Даже не интересуясь что именно, просто расспросил возничего далеко ли еще до Кривых ручьев, после чего практически сразу решил что буду идти и ночью, благо оставалось уже сильно меньше половины пути. Про коконы из сидевших в телеге никто пока и не слыхивал, ну а я не стал настойчиво их чем-то убеждать. Просто сказал что чудовища уже начинают перебираться через горы и посоветовав вертаться обратно в свою деревню, чтобы потом присоединиться к беженцам, побежал дальше, жуя прямо на ходу большой кусок вяленного мяса. Они явно мне не поверили, а может даже посчитали каким-то скорбным умом бродягой… Но это было уже неважно. Мне, по большей мере, было плевать на этих людей и хотелось просто поскорее найти нового врага. Желательно, способного убить меня в бою или хотя бы отвлечь от бури нехороших мыслей закручивающей колючий песок болезненных воспоминаний в моей дурной голове.

К печали своей, не будучи следопытом или бывалым охотником, выискать в округе чудовищ я самостоятельно не мог. К счастью своему, уже утром следующего дня вдалеке завиднелась деревня в которой мне наверняка могли помочь с поисками. Уверенность в том, что практически рядом с каждым поселением уже начал расти кокон отчего-то крепла во мне с каждым новым шагом, а когда Кривые ручьи были уже хорошо видны, она стала крепче любого железа.

Заметив дым пожара и увидев как к оторванным деревенским воротам бежит огромная стая гончих, я почему-то даже порадовался, совсем не задумываясь о чужом горе. После чего, кинув свои пожитки в разросшиеся кусты дикой вишни, со всех ног устремился в сторону возможной опасности. Нагнать гончих конечно же не получилось, но я не опечалился и, ворвавшись в деревню на их хвосте, сразу ударил не ожидавшей такого стае прямо в спину. После чего к крикам людей присоединилось еще и злое клацанье зубами и мокрое чавканье разрубаемой плоти. Всего несколько мгновений боя и даже не успевшая ничего понять стая уже потеряла четвертую часть. И лишь после этого, увидев неожиданную угрозу, попыталась навалиться на меня всей своей сворой. Увы для них, но я уже попривык к таким плотным сражениям и отступая к проему ворот, принялся выкашивать целые псиные снопы и укладывать тварей в мясные копешки. Скирдовал эту мерзость в большие стога, а затем утаптывал их, кроша ударами новеньких сапог еще пытающиеся кусаться головы.

— Ну вот, опять рубаху порвали — печально посетовал я, не пытаясь догонять сбежавших гончих. Самые прыткие все же как-то успели достать меня зубами и когтями, но я практически не чувствовал этих ’’царапин’’ — Ну и ладно. Пока лето можно и без нее походить. Не замерзну — решив так и не жалея пуговиц, просто стянул с себя эту рвань, а затем попытался утереть ею лицо от серых капель псиной крови. Правда получилось скорее размазать все это еще сильнее, но мне было на это плевать. Проведя пальцами по искривленным улыбкой губам и с недовольством осознав, что все сильнее и сильнее становлюсь похожим на Амихаша, я поспешил выбросить рубаху и неуместные сейчас мысли. После чего, перехватив поудобнее топор, устремился вперед, надеясь поскорее найти нового противника. Желательно посильнее. Ну а когда это желание все же исполнилось даже немного опешил… наконец-то поняв, кто именно вырвал створку деревенских ворот.

Огромный безголовый гигант, как целый десяток сложенных вместе его малых собратьев, очень медленно шел по широкой деревенской улице, своими бочкообразными кулаками круша крыши попадающихся ему под руку домов. Мелкие твари старались не вставать у него на пути, так как он без малейшей жалости давил и их, прокладывая себе путь, словно ребенок через заросли высокой травы. И даже дойдя до поворота улицы, монстр не стал изменять своего пути и просто прошел сквозь вставшую перед ним хату, легко давя ее… вместе со прятавшимися внутри людьми.

Пронаблюдав за этим неостановимым шествием и не без труда скинув с себя пораженное оцепенение, я все же бросился вслед за монстром. Что с ним делать пока не знал, но имел немалое желание его убить. Ну а пока нагонял эту тварь, не придумал ничего умнее возращения к своей мирной профессии. Поэтому, идя позади него и наполняя руки силой, подгадал удачный момент и рубанул ствол его ноги с такой силой, что топор прошел сквозь плоть и увяз в утоптанной земле. Кости оказались куда глубже и я до них попросту не достал, но вместо повторного удара поспешил отскочить в сторону, чтобы уклониться от кулака гиганта. Движения его были слишком медленными, так что в этом не было никакого труда. Ну а когда он, слегка пошатнувшись, начал новый замах, мой топор снова вгрызся во все ту же ногу, на этот раз точно задевая какую-то кость. Увы, не перерубая ее.

Пришлось побегать вокруг чудовища немало времени и, чувствуя как подступается усталость, совершить более десятка ударов, прежде чем это сопротивляющееся древо не устремилось к земле, обрушивая вместе с собой еще и часть задетого рукой дома. Не обращая внимания на заплаканную девчонку, с ужасом смотрящую на безголового откуда-то из-под стола, я встряхнулся всем телом и, уже не усиливая руки, принялся планомерно рубить конечности пытающемуся подняться монстру. Сначала обе руки, окончательно лишая его возможности встать, а потом и последнюю ногу, превращая еще живого и продолжающего дергаться гиганта в большую кучу неопасного мяса.

Не зная как окончательно добить эту большую тварь и чувствуя как слабость тяжестью железа вливается в мои руки, я решил временно прервать этот бой. Не думая о возможности обрушения оставшейся части дома, вошел в чужую хату через большой пролом и сел на лавку у кухонного стола. Пальцы на правой руке задеревенели, поэтому пришлось разжимать их силой, чтобы отпустить свой топор. И лишь когда мое оружие с грохотом рухнуло на пол, я наконец-то выдернул из укрытия прятавшуюся девчонку лет десяти и не обращая внимания на ее страх, потребовал у нее.

— Неси еду. Любую. Хочу отдыхать и есть — посмотрев на усеченного гиганта и видимо все же признав во мне человека, она, не переставая хныкать и размазывать по лицу слезы, сходила до уцелевшей печки и достала из нее большой горшок с кашей. Кивнув ей вместо благодарности и не