Но те не бросились спасать шефа – они оставили его у койки бомжихи Люсинды и потянулись с общей толпой. А тянуться было куда. За главной героиней! Люсинда бодро сбросила ноги с кровати, соскочила прямо-таки девочкой и двинулась к заветному месту.

На стене барака, в центре, висело большое зеркало, по которому расходилась паутина трещин. Его не любили местные жители, обходили стороной, потому что ничего хорошего они в этом зеркале увидеть не могли, кроме своих прокопченных физиономий, перекрошенных от алкоголя и мытарств, спутанных косм, бород и красных от той же выпивки заплывших глаз. По нему однажды и саданул кулаком разгневанный Каланча – так и осталось зеркало с мелкими трещинами по всему полю. Только Крымов обернулся назад – на несчастного бородатого старика, колотившего пятками по полу. Бросился к открытому серебряному чемоданчику братьев Белоглазовых, схватил ампулу, шприц, сорвал упаковку, сломал головку, набрал золотую жидкость в шприц и кинулся к лежавшему и хрипевшему на полу профессору. И прямо через рукав пиджака вколол ему лекарство. А вдруг – чудо? Вдруг спасет? И только когда профессор перестал брыкаться и открыл глаза, когда восторженно прошептал: «Я видел чудо!» – Крымов метнулся к остальным.

Окружив Люсинду, они стояли в почетном молчании. Снимал кинооператор, снимала на миниатюрную камеру дамочка, доктор наук. Снимали на телефон Панкратов и Франц Иванович. Крымов рассмотрел не саму Люсинду, а ее отражение в зеркале – там лучилось счастьем, страхом и восторгом миловидное личико тридцатилетней молодой женщины, рыжеволосой, в кошмарной робе бомжихи. Карие глаза блестели живо и остро.

– Это я? – шепотом спросила она.

– Ты, ты, – усмехнулся Анастас Прокопович. – Ну красотка, а?

– Да я себя и не помню такой…

– Сейчас еще шмотки найдем тебе – и вперед, в новую жизнь! – рассмеялся все тот же Болтун. – Только не пей больше много и все подряд.

– Не буду, – покачала головой Люсинда.

– Да-а, дела! – тоже качал головой, но только утвердительно, бизнесмен Кирилл Евгеньевич Панкратов. – Ой, дела!

Но он-то был готов к такому повороту событий – сам прошел эту быструю школу.

– Ах, Люсинда, Люсинда, ой, конфетка! – восторженно шептал Каланча.

– Наша конфетка, – вторил ему восторженный Бобер.

– Моя конфетка, – зыркнул на него Каланча.

– Наша, – настойчиво повторил Бобер.

– Моя! Делай нам уколы, лекарь! – вдруг завопил что есть мочи Каланча, сбрасывая плащ и оставаясь в драной майке без рукавов. – Делай нам уколы!

– Уколы, уколы! – напирая на них, завопили оставшиеся бомжи.

Кинооператор из прессы понял, что у него бинго, и уже не отлипал глазом от окошечка камеры.

– Сей момент! Только не толкаться! – громко предостерег их Анастас Прокопович. – Еще ампулы перебьете! Слышите меня?! Так и сдохнете бомжарами немытыми! Слышите?!

– А ну отступите! – яростно крикнула на них дама в темных очках. – В очередь, сукины дети! Всем достанется! Оголяйте руки! Я тоже берусь за дело, – сказала она братьям-близнецам. – Анастас, и ты подключайся!

Бомжи стали мигом раздеваться и подставлять руки.

– А можно нам тоже? – спросила дамочка-врач, уже далеко не юная доктор наук. – Елизавета Михайловна? – В ее голосе звучала мольба человека, перед которым открылись сокровища, но они могли и закрыться.

– Можно, – кивнула дама в очках.

– А мне? – дрожащим голосом вопросил ее коллега с короткой седеющей бородкой.

– А почему нет? Вперед!

А Крымов смотрел и не понимал, на самом деле все это происходит или же это сон. Он даже ущипнул себя за руку, потом второй раз и третий, но уже очень больно. Нет, это была явь. А в окошко в этот момент на чудо таращились двое соседей – Колян и Серега, переглядывались и смотрели вновь. Два бугая-грузчика курили у своей «Газели» и ничего не видели. Они и так были молоды и здоровы.

Неожиданно позади Крымова появился моложавый мужчина с непомерно огромной бородой. Похожий на хипстера. Ровесник Андрею. В мешковатой одежде, которая висела на нем как на вешалке, он встал рядом.

– Мы не спим? – зачарованно спросил бородач.

Не сразу, но Крымов угадал в нем профессора Каратаева, светило науки, которому только что спас жизнь.

– А вы как думаете, профессор?

– Я думаю, что сейчас небеса разверзнутся и начнется конец света.

– Шутите?

– Да нет, какие тут шутки. Именно так и бывает. Земля налетает на небесную ось – и конец всему. А это почище небесной оси будет.

Профессор стоял слева от Крымова, справа к детективу подошла миловидная девчонка с задиристым выражением лица, в джинсах в обтяжку по хорошей фигурке и в теплой куртке.

– Ну чё, красавчик, назначишь мне свидание? – Она бесцеремонно хлопнула Андрея по ягодице. – Как у жеребца! Качаешься. Или мне самой проявить инициативу?

Пока они говорили, Люсинда раскрыла один из баулов с одеждой и прибарахлилась. Но вот в чем дело – она помолодела еще лет на десять.

– Ты опять изменилась, это как понимать? – спросил Крымов.

– Пока вы тут емлом щелкали, я одну ампулу увела, башку ей сколола и выпила золотой бальзамчик-то. И вот тебе – новая я. Сегодня точно мой день. Слышь, профессор, борода, – требовательно обратилась она к врачу, – я могу и с двумя сразу. С тобой и с красавчиком. У меня большой опыт на этот счет. Что скажешь, доктор, хочешь?

– А что, мысль интересная, – с интересом оглядев ее, заметил помолодевший профессор. – А то я уже стал забывать, как оно все это делается… А где?

– Да в каптерке Марты. В ее закутке. Там диванчик есть. Красавчик, а ты?

– Я – пас, – откликнулся Андрей.

– Ну как хочешь. Многое упускаешь. Пошли, профессор? Смотри, какая я? – Она призывно подвигала бедрами. – Тело-то какое! А? Красотуля! Даже грязь сошла. И никаких болячек – как младенчик буду!

– Вы спятили, да? – вопросил Крымов. – Да что с вами такое?

– Да к черту, если мир налетел на небесную ось, – махнул рукой профессор и зацепил руку Люсинды. – А там открыто, в закутке? Ключ-то есть?

– Да есть у меня все, не боись. Изнутри на щеколду запремся. Я те щас такое покажу – ум потеряешь.

– Пошли, затейница, – кивнул профессор.

И они действительно прошли мимо двух рядов кроватей и скрылись в противоположных дверях барака.

Входная дверь пришла в движение. Крымов увидел, как вошли двое незнакомцев, скромно, бочком, потом вспомнил, что уже видел их. Эти двое курили и таращились на них через забор. Соседи! Они быстро разделись и подставили руки под шприцы. А многие бомжи, преображаясь, уже оглядывали себя в разбитом зеркале, гримасничали, кривлялись, строили