Я пробежал глазами по интервью. Рок-провинция, Гребенщиков, рок-клуб… Бла-бла-бла…

— Что скажешь? — Жан плюхнул на стол две кружки.

— Бедьненько, но чистенько… — пробормотал я, не отрывая взгляд от страницы. — Дочитываю еще.

— Ты давай только без реверансов, ладно? — попросил Жан, отхлебывая пивас. — Мне самому в этом всем что-то не нравится, так что режь правду-матку, может тогда сам пойму, что не так.

— А Женя сам это уже читал? — я сложил бумажки вдвое и вернул Жану.

— Ага, это уже с правками, — кивнул Жан. — Но мне все равно не нравится. Хотя придраться вроде как и не к чему…

— Правду-матку, говоришь… — я задумчиво покрутил кружку. Стеклянное дно оставило на столе мокрые следы. — Знаешь, мне кажется, что этот бар так оформили специально для того, чтобы уборку можно было из брандспойта делать. Прикинь, как удобно? Заканчивается рабочий день, ты, такой, убираешь кружки, включаешь насос и фигачишь по столам, стенам и потолку струей воды…

— Ээээ… — Жан недоуменно захлопал глазами. — Ты это к чему?

— Да это я настраивался так, — усмехнулся я. — Мне в голове проще сформулировать здравые мысли, когда я всякую чушь мелю… В общем, про интервью это. Оно хорошее. Если бы ты его собирался публиковать в «Новокиневской правде». И препод за него наверняка бы отлично поставил. А вот для молодежного рок-журнала оно какое-то… Интерактива не хватает. Комментов, что ли…

— Комментов? — нахмурился Жан. — От Ивана тоже слышал подобное слово…

— Короче, мысль такая… — я подул на белую шапку пены на пиве. — Добавь к этому подборку мнений разных людей. Типа, разные люди говорят про Банкина. Мол, гениальный товарищ. Человек, создавший лицо новокиневского рока. Мастодонт, отец-основатель…

— Опрос провести? — спросил Жан.

— Лучше, ненастоящий опрос, — усмехнулся я. — Нам же нужно, чтобы Банкина только хвалили. И превозносили. И побольше пафоса и славословия.

— Ну да, реальные люди могут за глаза такого наговорить… — скривил губы Жан. — А разве это не будет тоже как в газете «Правда»?

— Точняк… — покивал я. — А если не опрос, а всякие притчи? Сделаем из Жени не передовика рок-строительства в отдельно взятом городе. А мессию. Он фольклорный элемент, у него есть документ…

— О… — в глазах Жана загорелась искра энтузиазма. — Типа, он настолько крут, что про него уже народные притчи ходят… А круто! И еще будет очень перекликаться с рубрикой «рок-мифология»… Можешь мне в качестве образца записать парочку твоих бредовых историй про дона Хуана, а?

— Заметано, — кивнул я. — На прослушивании набросаю. У меня как раз во время подобных концертов фантазия работает лучше. Давай тогда допиваем, потом Еву из универа заберем и поедем на место.

Бельфегор с Максом Шутихиным возились с аппаратурой, парочка приятелей Макса мыкались вокруг них на подхвате. Еще с десяток юных рокеров, прискакавших пораньше, слонялись по овощехранилищу и лениво трепались, обсуждая планы на Новый год, последние сплетни и прочую неконфликтную ерунду. Атмосфера стояла расслабленная и насквозь нерабочая. Как мне и хотелось, в общем. Просто чтобы создать некий противовес сложной бюрократической машине новокиневского рок-клуба. Протоколы, учет, запись. Куча бумаг в архиве, которые пылились потом на стеллажах, нафиг никому не нужные…

— А если вот так? — Жан поднял голову от блокнота. — Приходит молодой рок-музыкант к Евгению Банкину и спрашивает: «Женя, ты такой мудрый, дай мне совет, как бы подкатить вон к той девушке, чтобы она меня не послала?» Евгений посмотрел в сторону девушки, открыл свой письменный стол и выложил из него мыло, веревку и…

— Бумажный самолетик, — добавила Ева.

— Самолетик? — удивился Жан.

— Ну, в смысле, пролетишь и повесишься, — пожала плечами Ева.

— Да не, я хотел что-то смешное, — Жан почесал в затылке. — Типа, помоешься и в горы… Или, там…

— О, лучше не так! — подключился к разговору стоявший рядом смутно знакомый тощий парень в драных джинсах. — Приходит молодой металлист к Жене Банкину в кабинет и говорит: «Металл — это у меня в душе! У меня уже и цепи на шее и руках, и кольцо в ухе, и перстни на каждом пальце… Как бы мне еще выделиться, чтобы все понимали, что я металлист⁈» А Женя ему и отвечает…

— «Ты, когда пионером был, металлолом сдавал?» — бросила Ева.

— О, точняк! — обрадовался длинный. — Вот красный галстук и надень!

— Заходит как-то Женя Банкин в «Петушок», а там на столе сидит Жора-Прикуп и на баяне играет… — взмахнув бутылкой сказал еще один подтянувшийся рокер.

— «Ай-яй-яй, — говорит Женя. — Как тебе не стыдно с ногами на стол-то? Тут же дети мороженое едят!» А прикуп — ноль внимания.

— Тогда Женя поставил рядом с ним рулон туалетной бумаги и говорит: «Ты намеки вообще понимаешь?»

Все заржали. Жан развесил уши и делал заметки в своем блокноте. Бельфегор, вытирая руки какой-то тряпкой подошел к нам. На лице — вдохновение и озабоченность одновременно.

— Все вроде работает, — сказал он. — Только я не уверен насчет проводки. И еще бы свет какой-нибудь получше сделать… Или хотя бы за лампочками в магазин сгонять, а то там половина перегорели давно.

— Ага, понял-записал, — кивнул я. И потянулся к карману за блокнотом. — Еще что-нибудь нужно?

— Да не, все остальное нормально, — махнул рукой Бельфегор. — Там аппаратура старая, но все пашет. Кстати… — он наклонился к моему уху. — Я тут перетер немного с Максом, насчет… ну… ты понимаешь?

— Ага, — оживился я. — И как он? Все еще не готов сменить группу?

— Уже почти, — Бельфегор хитро улыбнулся. — Ему там Янчик на мозги капает, что, мол, с нами лучше не связываться, потому что мы выскочки, и все такое. А Макс же сам знаешь какой… нерешительный. Но сейчас кажется, что он сам уже почву прощупывает, чтобы из «Пинкертонов» свалить.

— Почему это? — спросил я.

— Ну, ты же знаешь Ширли? — ухмыльнулся Бельфегор.

— Это девушка этого самого… Николауса? — с трудом вспомнил я. Мало-помалу запоминал главных действующих лиц новокиневского рок-клуба, особенно тех, кто находился в самом верхнем эшелоне. «Пинкертоны», в которых лабал на басухе