– Насколько ты пьян? По шкале от одного до десяти?

– Я просто… думал, понимаешь?

– О, ладно, пятьдесят.

– Мне кажется, мы слишком медленно… продвигаемся… с книгой Марго.

– Лукас, сейчас три часа ночи.

– Мы должны работать усерднее.

– Может, поговорим, когда ты протрезвеешь?

– Я хочу говорить сейчас.

– Ясно.

Джилл исчезла в спальне и вернулась с одеялом и подушкой. Пристроила их рядом со мной на диване.

– Просто отдохни, а завтра обсудим.

Выключила свет и вернулась в спальню.

Я закрыл глаза. Было жарко, влажно. Я ворочался. Сходил с ума. Чувствовал себя несчастным, и злым, и потным. Выпил воды из-под крана, надеясь, что она меня остудит. Но только еще больше встревожился от холодной жидкости, плескавшейся в животе. Пошел в ванную, плеснул водой в лицо. Оно всегда такое красное и опухшее? А глаза всегда в красных прожилках? Еще раз умылся, но лицо лучше не стало.

Открыл дверь в спальню. Джилл читала в постели, ночник она пристроила на краешке кровати, и света от него едва хватало на страницу.

– Все хорошо? – спросила она.

– Ты не хочешь публиковать рассказы Марго.

– В чем ты меня обвиняешь?

– Я же вижу. Я чувствую. Ты этого не хочешь.

– Лукас, конечно, хочу. Иначе зачем я потратила на них столько часов своей жизни? Часов, которые могла бы посвятить собственному роману?

Она закрыла книгу и положила ее на столик. Посмотрела на меня, пытаясь понять, удовлетворен ли я ответом. Но нет.

– Лукас, это ужас как трудно. Нужно убедить агента, затем пристроить текст в издательство, в котором полно редакторов и специалистов по маркетингу. Если хочешь создать что-то успешное, нужно сильно постараться. Я целыми днями этим занята. Никому нет дела до рассказов Марго, кроме нас.

– В смысле?

– Это правда: рассказы Марго никогда не опубликуют.

– Тогда зачем мы это делаем?

– Не знаю. Мы оба переживаем утрату, и мне было приятно снова начать писать, даже если рассказы не мои. И мне кажется, это правильный способ запомнить Марго.

– Нет, – уточнил я. – Зачем мы вместе.

Джилл откинулась на постели, выпрямилась.

– О, так мы об этом. Прямо сейчас. В три часа. Вот как.

– Давай поговорим! Мы никогда не говорили об этом.

Не знаю, почему я это сказал. Я испытывал к Джилл лишь благодарность. Она единственная понимала мою боль утраты. Она была доброй, и теплой, и заботливой. Но в этот момент я хотел причинить ей боль. Раз она смогла разделить скорбь по Марго, то сможет разделить и остроту разочарования. Все мои дерьмовые чувства разделить.

– Ладно, я начну, – сказала Джилл. – Мне было грустно, и тебе было грустно, и мы могли грустить вместе, и ты оказался удивительно хорош в постели.

– Почему удивительно? Потому что ты полагаешь…

Она оборвала меня:

– Потому что ты оказался невероятно бережным для двадцатилетнего парня, который слишком много пьет и ничего не знает о мире. И мне очень, очень обидно, ведь я знаю тебя уже достаточно хорошо, чтобы понять, что ты собираешься намекнуть мне, что я расистка.

– Правильно понимаешь.

– Лукас, тебе нужно прекратить винить во всем окружающих.

– Белым людям легко это говорить.

– Именно! Боже, я знала, что ты это скажешь. Прости, что я белая, Лукас. Я ничего не могу с этим поделать. Обычно отношения выстраиваются лучше, когда этим не тычут в лицо.

Джилл была права. Но меня переполняли ярость и алкоголь, и пусть это ничуть не извиняло меня, я не желал, чтобы последнее слово осталось за ней.

– Я рад, что Марго не довелось с тобой встретиться.

Это была неправда. Но я знал, что эти слова ранят Джилл. Так и случилось, и когда она расплакалась, я ушел. Я покинул квартиру Джилл, зная, что, скорее всего, видел ее в последний раз.

В такую рань обычно такси не найти, так что я пешком побрел на север. Решил, что такси в какой-то момент проедет мимо и я его остановлю. Но такси не спешило появляться. Наверное, я это заслужил. Так и шел всю дорогу пешком. Убил на это три часа и весь путь слушал айпод. А дома упал в постель как был, в одежде и обуви.

Но заснуть не смог. Включил телефон. По дороге я написал Брэндону, что увольняюсь, и он тут же ответил, что я не могу уволиться, потому что уже уволен. Я собирался послать все к чертям. Что еще оставалось?

И тут мой взгляд упал на компьютер Марго. Я поклялся никогда его не открывать. Но так и не избавился от него, а потому сознавал, что это вранье. Марго мертва. А мы с Джилл больше не вместе, так что она не может мне указывать, что делать. Какая разница?

Листок с паролем Марго я порвал, но пароль засел в памяти. Потребовалось всего несколько попыток, и вот я уже открыл ее почту.

Не знаю, что я ожидал увидеть, но нашел лишь себя.