– Это еще кто? А, так ты защищаешь своего желтохерого дружка.

– Как вы, мать вашу, смеете…

– Джилл, брось, оно того не стоит. – Я потянул ее назад.

– Да, Джилл, брось, оно того не стоит, – передразнил мужик, позвысив свой голос на октаву. – Послушай своего чинка, пока он не заплакал.

– Формально, я скорее гук, – заявил я, полагая, что надо сворачивать дело, пока оно не переросло в драку.

– И кто теперь расист? – гоготнул мужик.

Поезд подъехал к «Кэнел-стрит», двери открылись.

– Наша станция.

Мы с Джилл вышли из вагона. Лицо у нее было пепельно-серым – отчасти из-за того мужика, а отчасти из-за меня.

– Поверить не могу. КАКОЙ УБЛЮДОК.

– Бывает. Люди такие.

– Да, и они продолжат вести себя так, если не ставить их на место.

– Ты не изменишь их взгляды, если будешь нападать на них в метро.

– Так это я нападаю?

– Просто не думаю, что нужно заступаться за нас, когда такое происходит. Меня не нужно защищать от парня, который обзывает меня «чинком». Я это слышу постоянно.

Прошла минута, мне показалось, что инцидент исчерпан.

– Не знаю, почему ты не злишься, – сказала Джилл.

Теперь я и вправду злился. Но не на парня. А на Джилл. С чего это она решила, что может мне указывать, что чувствовать в ответ на оскорбление? Мне это не понравилось. Но я не собирался портить день, устраивая сцену.

– Ты бы сцепилась с этим типом, не будь там меня?

Взгляд Джилл я никогда не забуду.

– Как ты можешь спрашивать такое?

Мы оба еще кипели, когда вошли в пельменную. Поели молча и разбрелись в разные стороны.

Как только я вошел, Брэндон тут же сказал, что выгляжу я ужасно, – будто мне нужен еще один выходной. Я подумал, не сообщить ли ему, что я не спал прошлой ночью, но вместо этого пренебрежительно рассмеялся и направился к своему столу. Пощелкал мышкой, поводил курсором без особого смысла и только потом заметил, что Брэндон стоит у меня за спиной.

– Я просто хотел уточнить, как идет работа над проектом.

– Хм?

– Почтовым проектом.

Брэндон поручил мне «почтовый проект» за несколько недель до сокращения персонала. Я был слишком занят управлением командой поддержки, чтобы как-то в нем продвинуться. А теперь мне и оправдываться нечем.

– О да, я набрасываю тезисы. (Вранье.) Закончу в конце дня.

– Отлично, отлично.

Никогда не мог понять, зачем Брэндон повторяет слова – для пущей убедительности или потому что не способен придумать другое слово.

Я повернулся к монитору, полагая, что Брэндон уйдет. Он не ушел. Придвинул ко мне стул.

– Знаешь, не напрягайся так. Понимаю, ты расстроен из-за службы поддержки. Если хочешь отдохнуть, можешь передать почтовый проект кому-то другому.

Мне хотелось принять предложение Брэндона, но совершенно не хотелось облегчать его чувство вины за то, что он так резко выставил людей. Я поблагодарил его, убедил, что справляюсь с задачей, и поинтересовался, не оставит ли он меня в покое. Он ретировался.

Наша клиентская база вышла на плато, все больше пользователей переходили из активных в «спящие». Активными считались те, кто открывал «Фантом» регулярно, посылал сообщения достаточно часто, для того чтобы мы считали их ценными участниками процесса. «Спящие» когда-то прежде пользовались «Фантомом», но уже какое-то время не проявлялись. Я всегда считал такую формулировку странной, будто «спящие» пользователи так и ждут, когда их разбудят.

– Нам нужно вовлечь этих людей заново, – сказал Брэндон. – Напомнить им, какой «Фантом» классный.

Это означало, что требуется рассылка. Большая рассылка. Брэндон сообщил, что это зовется «кампанией по возвращению клиентов» и нет более эффективного способа пробудить «спящих».

Впервые про «возвращение клиентов» я услышал от Марго еще в «Нимбусе», тогда это была солидная операция, хорошо организованная и автоматизированная. Марго ненавидела это выражение. Оно поддерживало ее теорию, что все технологии изобретены возбужденными брошенными парнями, полагавшими, что чувства другой стороны можно вернуть, если проявить напор. Почему бы этим бравым стартаперам не понять, что некоторые чувства проходят навсегда? Что порой у тебя есть лишь один шанс, и если ты его просрешь, то уже ничего не воротишь?

Для начала требовалось сочинить письмо. Мы собирались рассмотреть разные сообщения, чтобы найти наиболее эффективный язык для «возвращения». Я создал новый документ и начал записывать идеи.