Анфиса не хотела признаваться самой себе, что инцидент с красоткой Инной, расстроил ее. И очень хорошо, что появилась эта девушка, она вернула Анфису с небес на землю, потому, что Полякова позволила себе расслабиться, и снова попасть под очарование симпатичного блондина. Ведь она знала, что загадочный Васильев притягивал ее, он и правда в глазах рыжей был необычным парнем, с холодным взглядом, от которого разбегались мурашки, и волновалось сердце.

Размышления о бывшем начальнике прервались от глухого звука, что-то врезалось в стенку с той стороны. Впервые за время проживания в этой квартире, девушка услышала, что у нее есть соседи. Еще один удар о стенку заставил Полякову подпрыгнуть, и соскочить с дивана.

Сразу в голове воспоминания, как бабушка показывала ей хороший способ прослушивать соседей через стенку. Хватает пустой стакан, стоявший в баре, и прикладывает его к стене, а к донышку ухо.

На той стороне явно что-то происходило, там двигали мебель, швыряли предметы об пол, стены, звуков борьбы она не слышала. Раздавался мужской голос, сосед точно был один, и когда он заревел как дикий зверь, Анфиса испугано убрала подслушивающее устройство.

Сердце испугано билось в груди, девушка быстро прошла к входной двери, проверила все замки, на всякий случай закрыла окно на кухне, и поспешила спрятаться в кровати. Успокаивая себя, что ей ничего не угрожает, и впервые заволновалась, что она одна в такой большой квартире.

Анфиса открыла глаза, что-то разбудило ее, и почему-то сердце нещадно бомбило в грудную клетку. Помнила, что ей снился страшный монстр, нависающий над ее беззащитным телом. Тряхнула головой. Откуда — то издалека слышался настойчивый стук. Полякова напрягает слух, снова слышится звук ударов о деревянную поверхность. Это в ее дверь стучат?

Как была босиком пробирается по коридору, после вчерашнего погрома в соседской квартире девушка боится. Словно мышка подходит к двери, стук в которую не прекращается. Как же жутко, сейчас даже страшнее, чем тогда в темноте в ресторане. Дрожащим от волнения пальцем нажимает на видеоглазок, и облегченно выдыхает.

За дверью, в расстёгнутой рубашке, лохматый, и не бритый стоит Васильев.

— Фиса — прислонившись лбом к полотну, произносит он — мне нужно тебе кое — что сказать. Открой. Выслушай меня.

26

— Антон, что случилось? — У Анфисы сразу тысяча предположений в голове и все не хорошие. — Тебя ограбили? — Она смотрела на Васильева, стоявшего на ее пороге, сердце билось, готовое разбиться об ребра, она даже не представляла, что может так волноваться за этого мужчину. — Что с твоей одеждой? Где обувь? — девушка уставилась на его ступни в белых носках.

Нежданный гость стоял в прихожей и с легкой улыбкой рассматривал суетившуюся вокруг Полякову. Беспокоится о нем, вон как распереживалась, дыхание задрожало, ручки затряслись. Нет, Анфиска, не все потеряно, есть в твоем мирке место для него. Вон глазки с пристрастием осматривают, проверяют все ли в порядке. Не зря пришел.

— Ты откуда? — Анфиса взяла его за руку — Почему босиком? — Потянула за собой в гостиную и усадила на диван.

Девушка села рядом с Васильевым и на нее повеяло легким духом алкоголя.

— Ты пил? Утром?

— Немного — выдохнул мужчина — для храбрости — признался Антон и постарался улыбнуться.

Это ему далось с большим трудом. Душу рвало от волнения, переживал, что Анфиса, услышав его признания, просто соберет вещи и скроется от него в неизвестном направлении.

Повернулся к девушке, поймал ее недоуменный взгляд.

— Понимаешь — Антон взял ее нервно теребившие подол платья пальчики, в свои ладони, и теперь его лицо было абсолютно серьезным. — Я вчера готовился поговорить с тобой, мне так много нужно сказать, а эта Инна, — он сморщился, его прошлое всегда пробиралось в его новую жизнь в самые ненужные моменты — все испортила.

Мужчина сжал захваченные ладошки и притянул к своей груди.

— Я проснулся и осознал, что больше ждать невозможно. Я не хочу терять тебя, но понимаю, что все к этому движется. Ты приоткрываешь двери в свое сердце, я пытаюсь пролезть в образовавшуюся щель, и как только, у меня получается чуть протиснуться, ты резко запахиваешь ее, делая нам обоим больно. Еще немного, и я не смогу сдвинуть оборону, которую ты держишь.

— Нет у меня никакой обороны — фыркнула Анфиса, понимая, что Васильев прекрасно видит, что она обманывает его.

— Я люблю тебя — это неожиданное признание, пропороло свежий шов, наложенный на ее сердце, и из него начали лезть зашитые в нем чувства к Антону Сергеевичу.

— Антон — вскрикнула она, попыталась выхватить свои руки из его лап, но силы явно неравны. — Что ты задумал?

Не верит, не хочет принимать его любовь, Васильев не собирается отпускать, он сейчас все ей объяснит, и вместе подумают, как им запереть монстра подальше, как действовать девушке, когда тот сможет напасть на нее.

— Я и тогда любил тебя, Анфиса — он заглянул в ее начавшие блестеть глаза, только не нужно слез, — честно. Вот — Антон отпустил одну руку девушки, и свободной залез в карман трико, в которых пришел к ней. — Читай — положил на коленки Поляковой заключение комиссии, первое, то, когда ему только поставили диагноз.

— Что это?

— Мое проклятье. — Голос дрогнул, они не в сказке, и в настоящем мире нет никакой ведьмы, которая могла бы его снять. Это крест Васильева, с которым он до сих пор ведет тяжелую борьбу.

Анфиса одной рукой берет сложенный лист бумаги, расправляет, вторую руку Васильев крепко сжал, ни хочет отдавать, что заставляет ее делать все медленно. Пробегает по строчкам, понимает, что его лечили, что у него проблемы с психикой. Она удивленно осматривает Антона, никогда бы не подумала, что он не может себя контролировать, всегда сдержанный, спокойный. Повернула голову почему — то посмотрела сначала на его ноги в белых носках, и только потом подняла взгляд на его лицо. Васильев выжидательно смотрел на нее, будто ждал, что она тоже вынесет свой вердикт.

— Ты же не сумасшедший?

— Нет.

— Хорошо. Я готова слушать.

Антон молчал с минуту, вспоминая, с чего хотел начать разговор, вернее монолог. Главной целью было подать все мягко, так, чтобы Полякова не пришла в ужас, хотя ей придется услышать много неприятного, о своем бывшем парне.

— Когда я был молодым, зеленым, я вел себя как последний козел. Если говорить открыто, то я был конкретным мудаком, плевавшим на запреты, вообще на окружающих. Презирал