— Понятно.

— Второй вариант — более тонкий и менее… радикальный. Этот процесс завязан на излечения гниющих ран. И тут надо уметь работать с силой смерти на очень высоком уровне. Наитончайшем! Поэтому к этому вопросу мы вернемся уже завтра, а пока… — тут Филимон сунул в руки ученика пилу и кивнул на мужчину. — Можешь приступать к радикальному методу!

— Но… он же… помрет.

— Ну, знаешь! — забрал у него пилу маг. — Никто не вечен, но да. Я рад, что ты вспомнил об обезболивании.

— Вы про ту настойку, которую я варил вчера вечером?

— Нет, я про этот замечательный артефакт, — взял со стола продолговатый цилиндр Фил. — Он обеспечивает прекрасно обезболивание. Единственный минус — надо чтобы он был расположен максимально глубоко в теле.

— В смысле? — нахмурился Рэй.

— В прямом. Если мы говорим про руки — лучше всего его засунуть в рот поглубже. Если же про ноги, то… — тут учитель кивнул на «препарат» и подмигнул. — Возможно ему даже понравится… но это не точно.

Рай растерянно принял от учителя артефакт и взглянул на преступника, что испуганно хлопал глазами, глядя на него.

Через несколько минут, охрана, за дверями пыточной вздрогнула от пронзительного, истошного вопля. Охранники поежились, переглянулись, но не проронили ни звука.

— А нет, погоди! Это просто черенок от лопаты натертый перцем! — раздался голос мага. — Вот! Это обезболивающий!

— БРА-ГРЫ-ФРЫК!

— Учитель. а он так и должен дергаться и выгибаться?

— Нет, это тоже не та палка. Это дубинка с молнией, для усмирения буйных… Вот! Вот это точно она!

Несколько секунд царила тишина, во время которой слышался глубокое дыхание преступника.

— Видишь, какое у него облегчение? — донеслось через закрытую дверь. — А я говорил, что ему понравится!

Глава 20

— Ы-ы-ы-ы-ыа-а-а-а-а-а!

— Точно переведусь, — тихо проворчал мужчина в форме городской стражи, вздрогнув от очередного вопля из пыточной.

— Хочешь — вали, — хмыкнул полный охранник, что стоял возле двери с другой стороны и флегматично закидывающий в рот орешки. — По мне, так самое то. По городу бродить не надо. Сухо, тепло…

— А эти вопли тебя не смущают? Я всякого повидал, но чтобы так орали…

— А-А-а-а-а-а… суки-и-и-и-и… — снова раздался истошный крик.

— А что орут? Ну, орут и орут, — пожал плечами толстяк. — По мне уж лучше крики эти слушать, чем на башне часовой в дождь стоять. А убирать после магов… ну, кровь с дерьмом. Что тут такого?

— Не по божски это… — сморщился первый. — Не по человечески. Так людей пытать и резать, что потом даже потолки оттирать…

— Знаешь, Расл, ты меня со своим святым писанием и самим Гердосом задолбал уже конкретно, — вздохнул здоровяк и закинул очередной орешек в рот, совершенно игнорируя пылкий взгляд напарника, поклонявшийся светлому богу. — Ты на меня так не гляди. Я против Гердоса и светлого верования ничего не имею. Только вот твоя набожность по поводу и без — поперек горла встала.

— Я тебе…

— Расл, эта тварь людей считай полгода по подворотням резала. Резала и жрала. Ты сам прекрасно знаешь, что он женщин в основном на лоскуты резал. Тех, кто ответить ему не могут. И что теперь? Ты хочешь, чтобы ему все с рук сошло?

— Я не предлагал его отпустить. Я говорю, что так мучать — это слишком…

— А по мне нет, — пожал плечами толстяк. — По мне — пусть подольше протянет и на шкуре своей все испытает. Все, что творил… а может и сверху горку ему в чашу насыплют.

— Злой ты, — посмурнел Расл.

— Я не злой. Просто… Иной раз думаю, почему светлые терпят темных, а темные терпят светлых богов? Может потому, что они без друг друга не могут? Как тьма будет своих зарвавшихся карать? Светом. А свет? Тьмой.

— Ересь несешь, — недовольно проворчал первый охранник. — Нежели так пытать — пусть лучше в темнице сидят на голодном пайке.

— Только там темно… темно и тихо… как в гробу, — толстяк закинул в рот орешек и выразительно взглянул на напарника. — Чем не наказание тьмой? И не понятно где лучше. Тут, на столе у этих магов помереть или до конца жизни во тьме сидеть.

Расл насупился, но ответить ему было нечего, а второй охранник тем временем продолжил:

— А тут и не для удовольствия или силы ради. Тут же для дела людей режут.

— Это что за дело такое, что людей надо на лоскуты резать? — недовольно проворчал первый.

— Так целительство, — хмыкнул толстяк и заметив как округлились глаза его напарника, пояснил: — А ты не знал?

— Нет. А как же…

— А вот так. Маг этот парнишку учит. Только ведь он молодой, не смышленый. А ну как целить начнет и покалечит? А может напутает чего? Вот он и учит его на наших узниках.

— А резать их зачем?

— А ты подумай, где маг тот живот вспоротый найдет? — хохотнул второй охранник, закинул орешек и вздохнул. — Сам порезал — сам вылечил. Сам порезал, подождал пока загниет и снова вылечил. И не страдает никто и польза.

Верующий охранник тяжело вздохнул и вздрогнул от очередного вопля. Недовольно зыркнув на дверь, он покосился на толстяка.

— Вот я все опять думаю… Светлые без темных не смогут. И темные без светлых тоже… — вздохнул тот.

Тут раздался тихий колокольный звонок и охрана тут же подобралась и вошла в пыточную.

— Господа маги? — спросил толстый охранник.

— Можно прибрать. Завтра приведете ту женщину, что вчера резали, — произнес Фил, что стоял с кубком вина.

Два охранника замерли перед двумя столами, на которых лежали два тела. Одно дышало, хоть и было размазано смесью дерьма и крови, а второе было со вспоротым брюхом. На груди находилась часть толстого кишечника, который был разрезан вдоль и развернут внутренней стороной к очевидцам.

Напарники переглянулись, но принялись за работу, подтащив ведра и большой корыто с ручками.

— Итак. Какой главный урок ты вынес из этого занятия? — спросил Фил, отхлебнув вина и взглянув на