Шрифт:
Закладка:
«Закрыто?!» Дверь ведь даже не была затворена решетками.
Фиона провела ладонью по рельефу. Странно. Она была так счастлива, когда получила сообщение от Стэффорда! Но чувство, охватившее ее сейчас, было отчетливо гнетущим.
Она на цыпочках вошла. В помещении разлилась тихая музыка, наполненная эхом падающей воды, криками птиц, темным рокотом монастырских труб и гармонией не по-земному настроенных струн. Атмосфера внутри была знакомой, но в то же время пугающе жуткой. Фиона вдохнула запах сырости, грибов и глины. Огляделась в тусклом свете.
Ее взгляд скользнул по полкам с ӧссенскими предметами. Среди них были священные и обычные, магические и бесполезные. Рядом с амулетами лежали обычные украшения из металла и кости, рядом с мирскими чашами для еды и керамическими подставками под чай находились флаконы с эфирными маслами. Она видела их столько раз, что знает о них решительно все. Некоторые предметы были действительно бесценными. Но Прастарой – этой необыкновенной женщины, ӧссеанки с даром прорицания – не было на своем месте за прилавком, где она обычно сидела, готовая в любой момент продать каждому из своих клиентов именно то, что он заслужил. Разве она вот так ушла бы и оставила лавку открытой? Фионе не хотелось в это верить.
Она могла быть только… внизу.
Фиона переступила с ноги на ногу.
«Я пришла в неподходящее время. Что-то не так, что-то точно не так, боже! А что, если Прастарая обвинит меня в том, что я ей досаждаю?»
Было неловко. Фиона так долго ходила сюда, добилась определенных привилегий и, видимо, даже благосклонности… и все же не могла перестать бояться Прастарой. В глубине души она чувствовала, как хрупко равновесие. Их добрые отношения в любой момент могут пойти наперекосяк. Было что-то совершенно непредсказуемое в этих ӧссеанах.
Фиона сжала губы. С другой стороны, раз уж она сюда тащилась, то так просто не уйдет – слишком дорожит своим временем! Она откинула занавеску на стене за прилавком, прошла по узкому коридору в заднюю комнату и заглянула внутрь.
– Мать?.. – позвала она в тишине.
Здесь тоже никого не было. Однако створка двери, обычно закрывающей вход в лардӧэн, была поднята.
Фиона спустилась вниз. В лардӧэне была почти полная темнота. Запах грибов усилился до невыносимого. Но плоские красные огоньки в полу вели ее по знакомому пути к алтарю. Она никогда в жизни не была здесь одна, только с ними, с людьми и ӧссеанами, которые здесь собирались. Она так привыкла к их присутствию, что даже сейчас мысленно слышала отзвуки их шагов вокруг. Они спускаются по лестнице. Снимают обувь и садятся на подушки у стен. Все равны, все вместе – все с одним общим желанием.
Пылающая, пьянящая гармония.
Но сегодня подземный зал был пуст, а вместо опьянения остался только леденящий душу страх. Фиона нерешительно остановилась перед статуей Аккӱтликса, с холодным превосходством возвышавшегося над аиӧ. Она коснулась плеча двумя пальцами, как подобало, и с угасающей надеждой пустилась исследовать темные углы.
А их было много. По всей круглой комнате располагалось пятнадцать ниш, прикрытых красными шторами. Фиона начала раздвигать шторы одну за другой, заглядывая в коридоры.
Она уже прошла половину круга, когда вдруг из одного из коридоров донесся запах грибов, такой густой, такой острый, что чуть не сбил ее с ног. В храме всегда немного пахло грибами, но она никогда не замечала, что запах может исходить снизу. Что случилось, раз теперь запах просто невыносим? Будто в нише что-то разворошили. Кто-то нарушил спокойствие. У Фионы мурашки побежали по коже, а во рту появился горький привкус. Воздух, должно быть, был пропитан мириадами невидимых спор.
«Почему здесь нет света? – рассердилась она. – Почему, черт возьми, во всем храме нет ни одной лампы, которую можно было бы взять с собой внутрь?» Единственный источник света – плоские красные светящиеся пластины – был вделан в пол. Она разблокировала нетлог и посветила его дисплеем.
На полу коридора она увидела темный силуэт лежащего тела. Фиона вздрогнула от испуга, когда осознала, что это Прастарая. Она понятия не имела, как распознать смерть, но, когда прикоснулась к телу, оно не показалось ей холодным или окоченевшим. Она взяла ӧссеанку под руки и потянула к свету. Старуха была хрупкой и довольно миниатюрной, и все же Фионе стоило немалого труда выволочь ее по круто поднимающемуся полу в зал. Фионе не хотелось думать о том, как ей придется тащить ее вверх по лестнице. Пальцы скользили по стеклянистому слою чего-то скользкого, покрывающего кожу и одежду Прастарой. Запах плесени и грибов лишал Фиону сил.
Наконец они обе оказались в храме. Фиона увидела белые полосы мицелия, которые покрывали Прастарую, как кокон липкой паутины. «Рё Аккӱтликс!» – простонала она тихо. Мицелий был на лице Прастарой. Во рту. На глазах.
Фиона полезла в сумочку за салфетками и вытерла ей лицо. При этом она с испугом заметила те же белые пятна на кружеве своей блузки, но бояться, что гриб захватит и ее, было некогда. «Рё Аккӱтликс, можно ли надеяться, что Прастарая еще жива? Как ей помочь?» – лихорадочно думала она.
– Мать? Ты меня слышишь?
Неожиданно Прастарая сипло вздохнула. Пошевелилась. Открыла глаза. Фиона подсознательно уклонилась от вспышки трёигрӱ.
– Фиона, – пробормотала Прастарая.
Ее рука – костлявая когтистая лапа в блестящей вуали гифы – с трудом поднялась и вцепилась в рукав Фионы. В этой хватке было удивительно много силы.
Фиона затряслась от ужаса. Когда она склонила над ней голову, то отчасти ожидала, что случится что-то жуткое: что плазмодий гриба, пожирающий тело инопланетянки изнутри, вдруг рванется вверх, захватывая и ее… но пугающим стало другое.
– Фиона. Дочь моя, – выдохнула ӧссеанка. – Послушай меня внимательно. Тебе нельзя лететь на Марс. Скажи этому фаллоносцу на работе, что не полетишь. Не ищи чужака. У меня только что было видение. – Она запнулась: – Это не воля Аккӱтликса. Держись от него подальше.
Очередная душа дома
Пятница. Пинки бросила на пол такси сумку с вещами для тренировок, откинулась на спинку сиденья и вытащила помаду. «Ну не дура ли ты? Тебе тридцать три! Стоит только разделить на два, и становится ясно, что у Лукаса было почти двадцать лет на то, чтобы проявить интерес к твоей персоне. Думаешь, он просто не успел набраться духу?» Но издевки над собой не помогали. Пинки причесалась. И дрожащими пальцами набрала на нетлоге номер Лукаса.
На другом конце провода царила тишина. Сигнал сообщил ей, что устройства нашли друг друга в Сети. Но Лукас не брал трубку.
Пинки нервно прислушивалась к гудкам. «Который час? Может, отменить звонок?» В этот момент дисплей резко потемнел, приобретя темно-синий оттенок, настолько темный, что граничил с фиолетовым. На этом сдержанном фоне появился серебристо-белый ӧссенский знак. У Пинки для той же цели на нетлоге был забавный розовый кролик на плазменных лыжах, талисман олимпийских игр, на которых она когда-то выступала. Она посылала его людям, когда не хотела, чтобы ее видели. Говоря коротко, она была из тех, кто предпочитает веселые картинки и плюшевые игрушки. А Лукас был не из таких. Ее взгляд устремился на холодное, непостижимое ӧссенское совершенство, которое он избрал – истинное олицетворение свойственной ему изящности и необузданной элитарности, – и в ней зародилось чувство, будто она смотрит на рыцарский щит, на герб на его доспехах. Нет, в этот зáмок никто не проникнет.