и одобрительно хмыкнул. У того тоже в гараже стоял байк такой же модели, правда, он давно на нем не ездил. Стуки показал толстяку фотографию Франчески Дель Санто.

– Вы ее когда-нибудь видели?

– Здесь?

– А где еще?

– Красивая женщина.

– Она приходила сюда пострелять?

– Всего два месяца: в июне и июле. Три раза в неделю, обычно после обеда.

– Как она стреляла?

– В стоящего кабана она бы попала. Скажем так: она старалась.

– Стреляла она из пистолета марки Бернарделли, правда?

– Если вы все знаете, зачем тогда спрашиваете?

– Когда я приходил в первый раз, почему вы мне об этом не рассказали?

– Потому что вы искали мужчину. А у этой дамочки, поверьте мне, изгибов было побольше, чем у автодрома.

Опять на мотоцикл. Стуки позвонил комиссару Леонарди и сообщил, что не приедет на обед. Может быть, им удастся встретиться вечером. Потому что впереди Стуки ждет длинный день, и он не остановится, пока не дойдет до конца.

– Есть новости? – срывающимся голосом произнес Леонарди.

– Возможно.

Инспектор позвонил нотариусу Альтавилле, который вел дело о наследстве господина Анчилотто. Альтавилла казался родным братом Спрейфико, одетым в дорогой костюм и с галстуком. Нотариус сел напротив Стуки и сложил на груди свои деликатные, как лепестки, ручки, словно умоляя закончить разговор побыстрее. В конце концов, все, что он мог, он уже сообщил коллеге инспектора много дней назад.

– Агенту Ландрулли?

– Да, ему. А сейчас чем я могу быть вам полезен?

– Мне нужны все детали завещания господина Анчилотто.

– Для расследования?

– Естественно.

– Официального?

– Очень. Расследования убийства.

Нотариус Альтавилла заколебался: слово «убийство» заставило его насторожиться. Он попытался обобщить имеющуюся у него информацию.

– Мне достаточно знать условия завещания в общих чертах. Другими словами, кто что получил и в каком размере.

Нотариус достал из ящика стола простую сводную таблицу, своего рода записку, подготовленную, скорее всего, для личного пользования, чтобы ничего не забыть.

– Четыре миллиона евро в виде казначейских облигаций, итальянских, немецких и шведских, предназначены для благотворительной организации при церкви в городе Тревизо. Они должны в течение года со дня смерти господина Анчилотто передать пятьдесят тысяч евро синьоре Тоньют Аделе, пятьдесят тысяч евро господину Питуссо Исааку, пятьдесят тысяч евро синьоре Поссамай Пьере в качестве законного представителя Сабы Леонида…

– Антимама…

– Пятьсот тысяч евро были отложены и уже частично переданы комитету «Принесенные ветром», представленному в лице доктора Сильвестри Феличе…

– Завещал ли граф что-либо Франческе Дель Санто?

– Я впервые слышу это имя, – пробормотал нотариус. – И, конечно же, вы уже знаете, что вся недвижимость и земельные угодья отошли главной наследнице – синьоре Селинде Салватьерре.

– Конечно, мы об этом проинформированы.

– На текущем счету на данный момент имеются еще свободные… посмотрим… двадцать одна тысяча семьсот сорок пять евро, которые может снять наследница…

– Да… да… И ничего для Франчески Дель Санто?

– Повторяю вам: я никогда о такой не слышал. Я думаю, но об этом ничего определенного сказать не могу, что должен быть еще один счет в Швейцарии. Вы можете съездить туда и поговорить со служащими банка, но я не уверен, что они будут такими же сговорчивыми, как я.

Снова на мотоцикл. С каждым километром нервное возбуждение инспектора возрастало. «Анчилотто был виноделом, – рассуждал Стуки. – А многие отличные вина представляют собой смесь разных сортов винограда, хорошо сочетаемых друг с другом. План графа – как вино. Наверное, это принесло ему большое удовлетворение, прежде чем он предпринял отчаянный шаг: осознание того, что и Спеджорин вскоре тоже окажется под землей. Все уже спланировано и подготовлено. В августе, когда жена инженера на море. В первый же грозовой вечер. После того, как накануне был прочитан в интернете прогноз погоды и получена нужная информация от ни о чем не подозревающей любовницы Спеджорин. Машина на большой стоянке, в очень уединенном месте. Пройти подальше от любопытных глаз, притаиться за живой изгородью и бах-бах-бах! Прощайте, инженер!

Потом трюк со вторым пистолетом, чтобы еще больше замутить воду. Дальше признание Питуссо. Время, необходимое для того, чтобы избавиться от орудия убийства и преспокойно уехать, пересечь границу и потеряться. Возможно, имея уже при себе билет на самолет до Загреба или одного из чудесных городов в Индии, а может, в Таиланде. Конечно, Анчилотто пришлось ей довериться: Франческа могла и не исполнить уговора. Они были близки, но ведь не связаны навечно. Однако такой опытный мужчина, как граф, без сомнения, предпринял кое-какие меры предосторожности. Например, банковский счет, который откроется только тогда, когда фотография инженера будет напечатана на первых полосах газет в статье с новостью о его убийстве.

Инспектор остановил мотоцикл у реки. Подобрал на берегу несколько камешков и сел на деревянный пирс. Любопытные утки стали подплывать поближе. Стуки выбрал самый плоский камешек и бросил его по касательной к поверхности воды. Оставляя круги на воде, камень, словно лягушка, поскакал к другому берегу.

Кто знает, как повел бы себя в этой ситуации он сам? Стуки-мужчина, а не Стуки-полицейский. Если бы ты потерял единственного сына, что бы ты сделал? И если задуматься над причиной этой боли, сколько гнева вместило бы твое сердце? Ты точно уверен в том, что доверился бы правосудию? Вел бы себя рассудительно, говоря сам себе, что необходимо наказать этих преступников, чтобы они больше никому не могли причинить такую боль… Стуки крепко сжал в руке камешки.

Ты бы рассуждал так спокойно и цивилизованно? Или бы твой мозг взорвался, и ты бы уничтожил все вокруг? Потому что суть в том, что дети не должны умирать по чьей-то вине. Никогда! И потом, правосудие или нет, но уже поздно. Паутина жизни рвется, и тогда всё к чертям! Все, что не помешало случиться этой трагедии. И теперь пусть свершится то, что проносится в животе, вдоль мышечных волокон и в мозгу у рептилии, которая пожирает плоть млекопитающего. Ты бы в него выстрелил, Стуки? Ты со своей персидской вежливостью?

Смеркалось. Инспектор задумался, не дать ли Франческе лишний день, чтобы получше замести следы? Она должна была сделать все в совершенстве, поэтому и готовилась несколько месяцев. Это был ее шанс. Анчилотто понял это сразу же после того, как испытал девушку, послав написать ту фразу на стене цементного завода. Желтого цвета, как машина, которую он ей подарил. У Франчески не было ни привязанностей, ни сожалений, ни мук совести, которые связывали бы ее с этими местами. Найти девушку будет непросто.

– Выследить ее будет нелегко! – воскликнул комиссар Леонарди.

Они ждали инспектора в полицейском управлении допоздна, всей командой. Внимательно