* * *

Я села на краю кухонной террасы, среди огромных блестящих коричневых горшков с соевым соусом, соевой пастой и разносолами. Позади желтела облетевшая с деревьев листва.

Вскоре вернулась госпожа Сон с маленьким столиком, на котором стояли две миски: одна с воздушным белым рисом, вторая – с рагу с твенджаном[49]. Женщина поставила столик передо мной, и я успела разглядеть в ее зрачках свое отражение: бледное лицо, встрепанные ветром волосы. Она жалела меня.

– Ешь, – взмахнула госпожа Сон рукой. – Ты тощая, как палка.

Она была права. Несколько дней назад, когда мне представилась редкая возможность помыться, я заметила, что могу запросто пересчитать собственные ребра. Я потеряла всякий аппетит с тех пор, как нашла окровавленную форму. Но теперь, помешивая рагу и глядя на водоворот из цукини, лука, грибов и моллюсков, я вдруг поняла, что ложка у меня в руках дрожит от нарастающего в животе чувства голода.

– Давай, ешь, – подбодрила меня госпожа Сон.

Я переложила рис в рагу, перемешала и засунула ложку в рот. Я была слишком голодна, чтобы смаковать богатый яркий вкус блюда, и жадно заглатывала ложку за ложкой.

– Вас там что, в полицейском ведомстве совсем не кормят? – заметила она.

Но я была слишком занята едой, чтобы ответить, и тогда она тихо пробормотала, словно сама себе:

– Может, ты что-нибудь знаешь о тех слухах…

С набитым ртом я все же выдавила:

– Каких слухах?

– О новом указе. Что всех католиков приговорят к смерти как изменников.

Я замерла. Есть расхотелось.

– Ты об этом что-нибудь знаешь? Нет? К нам захаживали выпить полицейские, рассказывали о всяких хитростях, как опознать католиков.

Я опустила ложку.

– Хитростях?

– Я слышала, что, когда католики чего-то пугаются, они делают такой странный жест… прикасаются сначала ко лбу, потом к груди, а потом по очереди к плечам. А еще они очень много времени стоят на коленях и поют, так что ткань у них на коленках более грязная и потертая, чем в остальных местах.

Я наморщилась. Могло ли быть совпадением, что Урим пропала именно тогда, когда начали расползаться эти слухи?

– Если люди правду говорят, прольется море крови. А уж «южной партии» совсем нелегко придется…

Ее голос утих, а озабоченный взгляд затуманился. Наверное, она вспомнила о господине Чхои. Женщина моргнула, снова приходя в себя.

– Когда объявят об этом новом указе, возвращайся домой. Столицу охватят страшные беспорядки – никто и не заметит, что ты исчезла.

При слове «домой» в горле встал обжигающий ком боли. Я наконец-то поняла, почему много лет назад брат при каждом упоминании дома погружался в мрачное, полное горя молчание. Дом – это место, куда стремишься всей душой, с той изнуряющей силой, с какой может тосковать только птица по небу, только цветок по солнцу.

– Госпожа, даже если мне представится такая возможность, я не могу уйти, – прошептала я.

– Но тебя здесь ничего не держит.

– Я обещала помочь подруге… И у меня есть обязательства, о которых я никак не могу забыть.

Силы мне еще понадобятся, поэтому я заставила себя прожевать и проглотить ложку рагу.

Госпожа Сон положила руку на стол и задумчиво постучала пальцами.

– А вот я жалею, что не сбежала домой. Родителей у меня больше нет, они канули в небытие. Они, конечно, поступили со мной неправильно, но все же они были моей семьей. И с годами раскаяние терзает меня не меньше прежнего, – она взглянула на меня, будто говоря, что на мои плечи ляжет тот же вес, если я не вернусь домой.

– Почему же вы остались? – спросила я.

Она снова пробежалась пальцами по столешнице.

– По правде говоря… я думала, мне будет в радость даже просто находиться с ним рядом.

Я проглотила еще одну ложку рагу, на этот раз медленно, размышляя над ее словами. Она очень сильно любила советника Чхои и все же решила положить конец их роману.

Женщина откинула назад голову, прищурилась от солнца.

– Как-то ночью я напоила советника Чхои и расспросила его об ожерелье, которое он носит вот уже семнадцать лет. Мне было интересно, почему он никогда его не снимает и почему прикасается к нему каждый раз, когда на него находит плохое настроение. Может, не стоило мне спрашивать… Я не вынесла того, что узнала. Советник рассказал мне о женщине по имени Пёль – это значит «звезда», – от которой у него был незаконнорожденный сын. Он об этом узнал только тринадцать лет спустя, когда она прислала записку с ожерельем. Советник пересказал мне содержимое той записки, и я навсегда запомнила ее слова, как если бы их выжгли у меня на сердце.

Женщина замолчала, и я мягко подтолкнула ее:

– Что было сказано в записке, госпожа?

– Вот что: «С тех пор как ты оставил меня, я потеряла всякую надежду и твердо хотела умереть, но все не решалась на последний шаг. Меня беспокоила жизнь нашего ребенка; впрочем, с недавних пор я начала осознавать, что лучше бы он и не жил. Теперь ничто не мешает мне осуществить мое заветное желание смыть позор». Советник Чхои рыдал и рыдал, – продолжала госпожа Сон, – раз за разом повторял ее имя, стоя прямо передо мной. В тот день я отказалась от любых свиданий с ним. Я не могла любить мужчину, что лил слезы по другой женщине.

Она сжала зубы, сдерживая нахлынувшие старые чувства.

– Мужчины никогда не забывают первую любовь, а я не могла жить в ее тени. Как мне с ней тягаться? Мертвые всегда красивее, теплее, ярче. В сравнении с ними любая живая женщина меркнет.

Она вытерла уголки глаз. Интересно, каково это: настолько сильно любить человека, что даже больше чем через десять лет воспоминания о нем причиняют боль?

Дав ей собраться с силами, я поинтересовалась:

– А как выглядела подвеска с его ожерелья?

– Это была лошадь-дракон.

Я едва удержалась от изумленного вздоха. Я была в замешательстве.

– Лошадь-дракон? – повторила я.

А ведь та деревянная подвеска, которую полицейский Го нашел у Южных ворот… Она тоже была в форме лошади-дракона.

– А эта подвеска… она из дерева сделана?

– Нет, из нефрита.

Значит, таких подвесок две? Две подвески с одним и тем же мифическим существом. Одну много лет носил советник Чхои, а другую нашли на месте преступления…

– А почему его любовница послала подвеску с лошадью-драконом? – прошептала я. – Я слышала, что это существо из легенды о могучем дитя.

– Как ты догадалась, что подвеска связана именно с этой легендой? – госпожа Сон свела брови на переносице. – Я думала, только мне известно, что за история таится за подвеской его светлости. Даже мне понадобилось три бутылки вина, чтобы вызнать этот секрет, а ведь я была его ближайшей компаньонкой.