Будущее выступает источником страха не потому, что мы знаем, что произойдет и что это будет ужасно, а потому, что мы так мало знаем и так мало контролируем. Апокалиптическое восприятие, апокалиптический стиль соблазнительны, потому что они предлагают выход: они переносят нас через эпистемологическую пропасть будущего прямо в пункт назначения – конец всего сущего. Из мрака времени проступают ясные очертания видения, откровение, и вы можете наконец посмотреть, к чему ведет весь этот хаос. Все это: история, политика, борьба, жизнь – близится к концу, и облегчение почти ощутимо.

Я познал свои собственные моменты космического нигилизма. Я знаю, каково это – думать о перспективе полного уничтожения, уничтожения всего человеческого смысла и находить утешение, говоря: да будет так, пусть это произойдет.

Я чувствовал это странное умиротворение, наблюдая за парой птиц, парящих вверх по спирали вдоль стен градирни – черные пятна на фоне нечеловеческой синевы чернобыльского неба. Я чувствовал это в Шотландском нагорье, настраивая свой слух на звук мира без человеческих голосов; и даже в комнате без окон в Пасадене, слушая, как сведущие люди говорят о судьбе нас как многопланетного вида, и думая: «К черту будущее и все остальное». Я чувствовал это за собственным столом, где стримы были кадрами плавучего мусорного континента в Тихом океане или разлагающегося Большого Барьерного рифа.

Наука, какой бы она ни была, однозначна в этом вопросе: все системы неумолимо стремятся к энтропии. Ледяные шапки, политические порядки, экология, цивилизации, человеческие тела, сама Вселенная. В долгосрочной перспективе все – ничто.

Но пока что все – не ничто и даже не близко. Пока мы понятия не имеем, что может произойти. Делайте из этого все, что хотите, – вот моя точка зрения.

Вот почему в последнее время я потерял вкус к космическому нигилизму, вселенскому отчаянию. Я был рад, что живу в это время, если нет другого времени, в котором можно быть живым. И наконец, я думаю, что очень жаль, если бы рядом не было никого, кто мог бы познавать этот мир. Хоть мир – это множество самого различного всего, я соглашусь с моим сыном, что это, бесспорно, очень интересное место. Вы просто должны таким передать его миру и дальше.

Недавно я работал в читальном зале Национальной библиотеки на Килдэр-стрит. Здание примыкает к Ленстер-хаус, где заседает парламент Ирландии. На днях я услышал пение, доносящееся с улицы, высокое и настойчивое, но не мог разобрать слов, поэтому закрыл ноутбук и спустился по мраморной лестнице на улицу. Я не стал брать пальто из шкафчика, но не пожалел об этом, потому что, хотя на дворе был только февраль, в такую погоду можно было обойтись и без куртки. День выдался ясный и было теплее, чем обычно в это время года. Я понимал, что это предзнаменование апокалипсиса, но воспринимал как неожиданное благословение ранней весны – день, внезапно согретый жизнью и ее вероятностями. Возможно, это был конец света, а может, просто хороший день, а может, это было и то и другое.

На той стороне улицы стояла толпа детей, наверное, около пары сотен. Ученики начальной школы, младший из которых был ненамного старше моего собственного сына. Держа в руках плакаты, которые, по-видимому, сами сделали в классе, они скандировали призывы к борьбе с изменением климата. Одна девочка держала в руках лист бумаги, на котором карандашом была нарисована планета с маленьким печальным мультяшным лицом. На другом красовалось гигантское пылающее солнце, нарисованное желтыми и красными мелками, под которым находился человек странных пропорций, обильно потеющий. В рамке рядом с ним было пояснение: слишком жарко! Один ребенок держал в руках рисунок скелета динозавра, его сообщение, написанное четкими заглавными буквами, гласило: «ДИНОЗАВРЫ ТОЖЕ ДУМАЛИ, ЧТО У НИХ ЕСТЬ ВРЕМЯ». Другой в руках держал табличку с нацарапанными весьма впечатляющими загадочными словами «ЗЕМЛЯ ПАДАЕТ»…

Я немного прошелся по улице и стоял, наблюдая за ними. В этот относительно теплый день все они были в пальто, некоторые – в шерстяных шапках и шарфах. Я подумал обо всех их мамах и папах, укутывающих своих детей от холода, застегивающих пальто до самого верха, предупреждающих не забывать свои рисунки и плакаты. Я посмотрел на их лица и был тронут светящимися невинностью и радостным энтузиазмом взглядами, отсутствием неловкости или цинизма. Мне казалось, что они полностью присутствуют в своих телах, полностью и однозначно живы.

Я тихо пробормотал про себя слова «если только». Мне было непонятно, почему я произнес их, но я с удивлением услышал свой смех, чувствуя при этом странную, изменчивую пропорцию печали и восторга.

«Если только кто-то вроде тебя как следует не позаботится, лучше не станет. Не станет».

В тот вечер дома я наблюдал, как моя жена кормит грудью нашу дочь, расположившись на подушках на нашей кровати. Ребенок лежал в слинге с маленькими цветными мультяшными жучками, а я был поражен несочетаемостью предмета детской одежды и изображения на нем ползучих тварей, хоть они и были безобидными и дружелюбными на вид.

– Ты слышала о том, что насекомые вымирают? – спросил я жену.

– Нет, – ответила она, глядя на макушку дочери. – Не слышала. Какие именно?

– Все, – сказал я. – Как класс. Сегодня в «Гардиан» писали об этом.

– Господи, – прошептала она, на мгновение опечалившись.

Я нашел статью в телефоне и просмотрел ее в поисках подходящих фраз.

– На пути к вымиранию, – прочитал я. А затем: – Что приведет к катастрофическому разрушению природных экосистем.

Пока я читал эти фразы, задавался вопросом, зачем я это делаю. Было неприлично читать бессвязную проповедь апокалипсиса, в то время как моя жена пыталась кормить грудью нашу дочь.

– А не должны были насекомые стать для нас запасным источником белка, – спросила она, – как только мы все перестанем есть мясо из-за изменения климата?

– Разве? – спросил я, блокируя экран телефона и швыряя его на кровать. – Что-то вроде припоминаю. Хотя насекомые, господи! Если они исчезнут, мы все исчезнем.

Я понятия не имел, правда ли это. Может быть, есть какой-то способ жить в мире без насекомых? Хотя это казалось маловероятным.

– Это тревожит, – сказала жена, внезапно вздрогнув, когда дочь укусила ее.

Было неприлично читать бессвязную проповедь апокалипсиса, в то время как моя жена пыталась кормить грудью нашу дочь.

Она часто так делала в последнее время. Ей было смешно. Она кусала сосок, из которого кормилась, а затем смотрела на мою жену, оценивая реакцию. Она превращалась в маленькую шутницу, наша девочка. Я надеялся, что она будет