в безопасности, не дёргайся, но в будущем учитывай это правило. Всё, бери третий справа молот, доставай металл и начинай вытягивать заготовку. Про ману не забывай. Наковальня тоже за инструмент считается.

Вытянув из горна раскалённый хигпит, я положил его на наковальню и начал с силой бить по остывающей заготовке. Раз за разом я повторял этот цикл, и с каждым ударом молот был всё тяжелее. Я даже не сразу понял, что с первых мгновений он был по весу именно таким, каким должен был быть при моей силе. То есть, будь я обычным человеком, хрен бы я его поднял.

— А чего ты хотел? ‒ усмехнулся Ходер. ‒ Божественный металл обычным молотком колотить?

Примерно через четыре часа, когда с меня уже сошло семь потов, я наконец закончил поковку. Вывел спуски, вытянул хвостовик, придал правильную форму… Внимательно осмотрев получившуюся заготовку, Ходер удовлетворённо кивнул, вручил мне напильник и погнал к тискам. Там я засел ещё на пару часов, доводя грани до состояния плоскостей и выводя все рёбра.

Дальше был один из самых ответственных моментов ‒ закалка. Если честно, то на этом моменте я был напряжён сильнее всего. Да даже когда я сдавал экзамен на пилота, и это казалось важнейшим моментом в жизни, я не был так напряжён. Но дело сейчас было в самом процессе. Чуть перегрею ‒ получится хрупкий клинок, недогрею ‒ мягкий. Ни тот ни другой вариант меня не устраивает, а переделывать работу ‒ терять время и нервы. Но всё обошлось, и вишнёвого цвета металл скрылся в какой-то стрёмной жиже синего цвета. После извлечения я протёр его от остатков охлаждающей жидкости и понёс обратно к верстаку.

Теперь следовало закончить слесарку и с узором подзаебаться. Напильник сменился на грубую наждачную бумагу, затем на среднюю, потом на мелкую… в конце я натирал поверхность ножа чем-то похожим на обычную офисную бумагу, настолько мелким был абразив. После того, как вся поверхность клинка стала зеркальной, я наконец занялся узором. Сначала нанести его черновой вариант на металл с двух сторон каким-то маркером, потом полтора часа чуть ли не иголкой дорабатывать… в общем, ещё сама гравировка не началась, а я уже чувствовал подзаёбанность. Признак хорошо выполняемой работы!

Когда узор был готов, Ходер выдал мне инструменты, которые обозвал "ударными штихелями". Что-то вроде плотницких стамесок, но только очень узкие и невероятно прочные. О последнем я узнал, начав гравировку. Хигпит срезался ими легко, словно обычный алюминий. Спросив про такое странное поведение прочнейшего металла у Ходера, получил очень подробный ответ. Если свести его к сути, то выходило, что эти штихели сделаны из обеднённого концентрата энергии Океана Пустоты. Пространство не разрежут, но вот даже самый прочный металл проблемой не будет. Круче только полноценные изделия из концентратов той же энергии. Только дефицит это ещё больший, чем даже сам хигпит, которого на десяток галактик не наберётся и килограмма. Так что такие инструменты берегутся для самых сложных работ и перед смертью передаются преемнику. Эти штихели, к примеру, были сделаны не Ходером, а богом-кузнецом, что жил на заре нынешнего мироздания.

Работа по гравировке заняла не час и не два, а целых пять. Пять часов монотонного постукивания молоточком и предельной концентрации. Под конец я даже начал ощущать что-то сродни приходу, когда усталость плавно отступила, сознание начало плавать, а мысли притупились. Но результатом работы остался доволен и я, и бог. На этом решили на сегодня закончить, потому что постоянное сливание маны меня порядком истощило и требовался отдых.

Выйдя из кузницы, я первым делом хорошенько потянулся, расправляя закостеневшие конечности, а потом направился к мастерской Пенни. Там я застал обеих девочек, которые усердно трудились, но успевали о чём-то болтать. О чём именно, я не услышал, потому что, как только я вошёл, девчонки замолкли и посмотрели на меня. И если на лице Пенни была хитро-ехидная ухмылка, то вот Мила усиленно отводила взгляд и краснела.

— Та-ак, божественная ты древность… ‒ насторожился я. ‒ Ты зачем мне девочку портишь?

— Я её не порчу, ‒ невинно захлопала глазками Пенни. ‒ Она уже испорченная. И на "древность" я обидеться могу.

— Эм… Ладно, придумаю тебе другое прозвище. Так о чём вы тут болтали?

— Да ни о чём… ‒ тихо ответила Мила, всё так же отводя взгляд и продолжая сшивать куски кожи.

Я перевёл вопросительный взгляд на Пенни, ожидая объяснений.

— Ну сказали же тебе, ни о чём, ‒ с ехидной улыбкой протянула та. ‒ О чём вообще могут поболтать две молодые девушки за нудной работой? Так, о мелочах, о всякой всячине…

— Уху, о погоде, ‒ продолжил я. ‒ Пойдём на пару минут выйдем, кое-что прояснить нужно. Мила, не скучай.

Мы вышли из домика и отошли на несколько метров, чтобы нас было не слышно в мастерской. Девчонка закинула руки за голову и посмотрела на ночное небо. Я же хмуро сверлил её взглядом, подбирая слова, чтобы правильно описать ситуацию.

— Она в тебя втрескалась, ‒ словно между делом произнесла Пенни. ‒ Окончательно и бесповоротно.

— В том-то и проблема, ‒ вздохнул я. ‒ Когда я верну Вику, Мила может… сделать что-то неправильное. Она молода и впечатлительна. В таком возрасте девочки ждут принцев. Она жила на самом дне, когда пришёл я. Спас, привёл в порядок, повёл в "лучшую жизнь"… Если я дам ей надежду на "вечную любофф со мной", то, когда Вика будет спасена, Милино сердце будет разбито. Я не хочу ей такой судьбы. Для меня она и правда как дочь. Возможно, это попытка загладить вину перед самим собой за Лизу, но… Мила не должна страдать по моей вине. Поэтому мне важно не дать ей усугубить свои иллюзии. Немного погодя, когда первые эмоции чуть поостынут, я поговорю с ней. Но сейчас я бы хотел, чтобы ты не накручивала её.

— Я поняла тебя. Может, так и правда будет для неё лучше, но что-то подсказывает, что ничего у тебя не получится. Не тот случай.

— Пообещай, что не будешь поднимать тему любви в разговорах с Милой, ‒ попросил я, проигнорировав последнее.

— Хорошо, педобир, обещаю, ‒ кивнула Пенни.

— А чего это я педобир? ‒ возмутился я.

— А как это называется? ‒ широко улыбнулась девчонка. ‒ Влюбил малолетку в себя, коварно воспользовавшись её беспомощностью и подкупив вкусняшками. Самый настоящий педобир!

— Идите вы лесом, барышня, ‒ рассмеялся я.