– А как это красиво, – сказал Билл, глядя на блестящую струю, ползущую по корыту.

– Да, но это ничто по сравнению с красотой самого железа, когда оно вытекает из печи, – сказал дядя Эдуард. – Не можете ли вы узнать, – обратился он к нашему проводнику, – когда мы могли бы увидеть это интересное зрелище?

Когда наш спутник ушел за справками, дядя Эдуард сказал:

– Да, в последнее время в этом деле сделано много великих открытий, которые сберегают громадное количество денег. Всего несколько лет тому назад весь горячий газ из печи выпускался даром, теперь его сжигают в печах. Печи наполняются кирпичами, которые разогреваются там. Когда они разогреются достаточно, газ переходит в другую печь, в то время как воздух накачивается через промежутки между раскаленными добела кирпичами. Таким способом воздух делается горячим, как раскаленное железо, прежде чем он накачивается в доменную печь. Через некоторое время кирпичи остывают, тогда прекращают струю воздуха и снова впускают разогретый газ. Когда я сказал, что кирпичи остывают, так это не значит, что они становятся настолько холодными, что их можно трогать руками. Они все-таки остаются настолько горячими, что газ вспыхивает пламенем, как только соприкасается с ними.

– Но разве газ, который выходит из печи, не весь уже выгорел? – спросил Билл.

– Я так и думал, что вы об этом спросите, – засмеялся дядя Эдуард. – Иными словами, вы хотите знать, отчего газ не горит в доменной печи, если в нем есть чему гореть – не так ли? Это очень естественный вопрос, и вот что я на него отвечу. Газ, который получается от обыкновенного огня, насыщен почти полностью тем количеством кислорода, которое он может вместить. Он называется: саrbon dioxid. Но в доменной печи так много углерода, что на него не хватает кислорода, и как только этот газ соприкасается с воздухом, он прямо пожирает из него кислород. Этот газ называется саrbоп monохid. На заводе приводятся этим газом в движение два больших газовых двигателя, потому что доменная печь добывает гораздо больше газа, чем могут поглотить ее печи, в коих раскаляется кирпич для разогревания воздуха. Один из этих двигателей приводит в движение насосы, которые накачивают воздух в печи и в доменные печи, а другой вырабатывает электрическую энергию, которая приводит в движение все машины на заводе.

В это время наш проводник вернулся с известием, что одна из доменных печей должна скоро выпускать расплавленное железо.

Когда мы дошли до назначенного места, то увидели рабочих, возившихся около отверстия, через которое должна была вытекать струя расплавленного железа. В кирпичной мостовой, перед отверстием, был устроен желоб наподобие корыта с песком, похожий на тот, по которому бежал шлак. По этому желобу раскаленный металл должен был стекать в особые ковши, которые уже были приготовлены внизу и стояли на платформах. Отверстие было закрыто глиной, которая была уже вся вырезана, за исключением небольшого слоя в глубине, кажущегося совершенно красным от просвечивающей раскаленной массы за ним. По команде все рабочие, стоящие у отверстия, отошли в сторону за исключением одного, вооруженного длинным шестом, которым он проткнул оставшийся слой глины. Из отверстия, под давлением многих тонн материала, хлынуло раскаленное железо.

В одну секунду он расширил отверстие в глине до полного диаметра, и расплавленное железо заструилось белым потоком, в то время как множество искр взлетало вверх и дождем падало на нас.

Мы поспешили отступить.

Когда поток железа достиг первого колодца, он начал сливаться в него и наполнять его. Жар был так силен, что к желобу нельзя было подойти. Один из рабочих зацепил ковшом с длинной ручкой расплавленную массу и вылил ее в пробную форму. Через несколько минут она настолько остыла, что он вынул ее и сломал пополам. Потом он отнес пробу к инспектору, который внимательно осмотрел ее в месте перелома, чтобы определить характер железа.

И вдруг послышался оглушительный рев. Мы с Биллом пришли в панический ужас. Говоря по правде, я ехал на завод в твердом убеждении, что это опасное место, и с самого начала ждал какой-нибудь беды. Когда раздался рев, я сейчас же решил, что случилась ужасная катастрофа. Шум был неприятный и пронзительный. Пока он продолжался, дядя Эдуард не мог ничего объяснить нам, потому что этот шум нельзя было перекричать. Но улыбка на его лице говорила нам, что все это в порядке вещей.

Когда, наконец, шум стих, дядя Эдуард объяснил, в чем дело. Железо струилось из отверстия слишком быстро, и пришлось открыть клапан, который впускал в печь воздух. Шум этого выпущенного воздуха давал понятие о силе той воздушной струи, которая врывалась в доменную печь.

Бадьи постепенно были наполнены, и поезд тронулся с ними в путь. Мы последовали за ними к зданию, где подъемный кран подхватывал бадьи одну за другой и выливал их содержимое в огромный сосуд, где оно смешивалось с железом из других печей.

– В этот сосуд, – сказал дядя Эдуард, – входит триста тонн расплавленного железа, т. е. втрое больше веса большого паровоза. Он устроен так, что может вращаться на оси, когда нужно вылить из него металл. Вон один как раз наклоняется.

И мы увидели, как один из этих огромных сосудов вдруг начал наклоняться какой-то невидимой рукой, как огромный чайник, разливая в чашки раскаленный добела чай.

– В этих чашках, – продолжал дядя Эдуард свое сравнение, – в каждой по шестьдесят тонн. Пойдемте смотреть, как они превращают это железо в сталь.

Я до этого не знал хорошенько разницу между железом и сталью, а теперь понял, что вся разница зависит от содержания углерода. Чугун содержит больше углерода, чем сталь, а сталь – больше, чем кованое железо. Бадьи, за которыми мы последовали, были на пути к открытым печам, чтобы выжечь часть содержащегося в железе углерода.

Это было самое огромное здание, какое я когда-либо видел, почти в четверть мили длиной и шириной футов двести. Печи были устроены в ряд вдоль середины здания. Снаружи в них не было ничего интересного, но яркий свет, видневшийся из отверстия в каждой печи, указывал, что внутри что-то происходило.

– В этих печах горит газ, а не кокс, – сказал дядя Эдуард. – Вы понимаете: если бы мы привели железо в соприкосновение с коксом, они бы прибавили туда еще больше углерода. Чтобы получить высокую температуру, нагревают воздух, прежде чем пускать его в печь. С каждой стороны у этих доменных печей устроено по паре печей с кирпичами. Труба высасывает сгоревший газ из доменной печи в одну из пар печей с кирпичами, разогревая в них кирпичи; в это же время притекает воздух из другой пары печей. После этого поворачивается клапан, и течение воздуха начинает совершаться в обратном порядке.

– Но если газ и воздух идут в доменную печь вместе, отчего они не сгорают раньше, чем попадут в печь? – спросил Билл.

– Они идут по разным трубам и из разных печей. Они соединяются только в доменной печи. Стой! – крикнул он вдруг, увидев, как Билл направился к одному из отверстий, чтобы заглянуть в него. – Ты хочешь ослепнуть?! Там свет так же ярок, как солнце.