— Если только они не развалятся все, как только мы раздадим их людям.

— Не переживайте. Это была демонстрация. Чтобы вы не сомневались, будто можно избежать платы.

— Так вы что-то вроде прапорщика? Охраняете склад, пока не появится покупатель? — усмехнулся я.

— Можно и так сказать, — спокойно, с безразличным кивком, принял мою иронию мужчина. — В любом случае гораздо важнее то, на что вы готовы ради этого оружия.

К этому я уже был готов.

— Я привёз две сотни стволов. Этого хватит?

— «Двести сломанных пистолетов, собранных но коленке из подручных материалов» вы хотели сказать?

— А какая разница? Разве вашему любимому балансу важно, какое оружие я оставлю взамен? — спросил я, теряя уверенность с каждым словом. Если раньше я полагал, что понял Предел, то сейчас он вновь выбивал почву из-под моих ног.

— Оружие совсем не то же, что мебель или еда. Оно забирает жизни, а значит и платить за него нужно жизнями.

Я отступил на шаг, чтобы незнакомец не накинулся на меня, пытаясь взять оплату силой.

— Мне жертвоприношениями, что ли, заниматься надо? — переспросил в надежде, что неправильно его понял.

Но мужчина утвердительно кивнул:

— Именно. Баланс требует жертву. Не простую. Не надо убивать своих людей, они между собой слишком разрозненны. Вы должны пожертвовать тем, к кому все питают лишь тёплые чувства.

Я задумался, но ни одного такого человека вспомнить не смог.

— Таких людей нет, — признался.

А мужчина самодовольно ухмыльнулся.

— Я не говорил, что это должен быть именно человек.

— Прелесть? — опешил я, моментально поняв, о ком идёт речь. — Мне надо убить пса?

— Если у вас не найдётся чего-нибудь более ценного, то да. Вы всё верно поняли.

— Но пса ненавидит Тонкий. Он не всеобщий любимец.

— Люди порой сами не знают, что за чувства в них живут, и легко их путают.

— И как вы предлагаете мне это людям объяснить?

Мужчина развёл руками, а затем погладил одну из коробок с автоматами и сказал:

— Если вам нужно оружие, то придётся что-то придумать.

Я не имел ни малейшего понятия, что можно тут придумать. Если бы речь шла про кого-нибудь из партии человеческого рода, сомнений бы не было. Я бы даже горбуна принёс в жертву, пусть и скрипя сердцем. Но Прелесть?

Погружённый в размышления, растерянный и потерянный, я покинул ангар. Осмотрелся бессмысленно, ничего не замечая вокруг. Ко мне кто-то подходил, что-то спрашивал, но получал в ответ только вопросительный взгляд.

Горбун и Прелесть копались в помойке, недалеко от ангара. Видимо, привычка оказалась сильнее любопытства. И я направился к ним, ощущая, как нож в ножнах на поясе становится ледяным. Странное дело. Я был уверен, что он именно ледяной, и это почему-то казалось мне самым неприятным.

— Чаво ты такой бледный, Костолом? — обратился ко мне Черепаха. — Оружива нигде нет?

— Нет, есть, — выдавил я, а сам глаз с Прелести не сводил.

— А чаво тогда? Не то, что ля? Я вот как знал, что Тонкий ничерта не знает.

— Всё то.

— Так и будешь загадки загадывать? Коль оруживо на месте, и всё оно то, чаво ты мнёсся-то на помойке?

— Там заплатить надо. Черепаха, можно я с Прелестью отойду кое-куда? Хочу… хочу, чтобы он кое-что посмотрел, — проговорил я первое, что пришло в голову.

— Иди, я-то чаво? — просто согласился горбун.

Прелесть глядел на меня всё это время доверчивым взглядом и, когда я хлопнул себя по ноге, с готовностью пошёл следом. Не ждал он от меня никакой подлости и полностью доверял. Иначе стал бы спасать, рискуя своей жизнью?

Я нашёл укромное место, где никто бы не помешал мне совершить жертвоприношение. Сев на корточки перед псом и глядя ему прямо в глаза, я нащупал рукоять ножа. Достал его.

Спасение? Я ведь это собирался получить? Спасение своё, спасение любимой. Спасение для своего ребёнка! Самая благородная цель, которую я когда-либо перед собой ставил. Так почему же рука так дрожит?

Я убеждал себя, твердил одно и то же. Пёс дворовый, я знаю его всего пару дней и плевать мне, если его вдруг не станет. Забудется быстрее, чем мы успеем вернуться. Уже завтра только горбун будет ещё оплакивать потерю. Но и на горбуна мне плевать.

Так почему рука так нетвёрдо сжимает нож?!

Не знаю, понимал ли Прелесть, что собираюсь я сделать, но сидел он спокойно и ждал, что будет дальше.

Я занёс нож для удара…

…и сразу опустил.

Не могу. Слишком преданно он на меня смотрит, а я чересчур обмяк на этой помойке. Растёкся сопливой лужей по былой твёрдой убеждённости в своей правоте. Или на кону стояло нечто не настолько значимое, чтобы идти на предательство? Я думал, что готов на всё, но оказалось, что жертву принести не в состоянии.

Пусть так. Пусть я сгнию здесь… зная, что был совсем близко.

— Беги, дружище, — сказал я, погладив Прелесть по загривку.

Он тявкнул и понёсся прочь.

А я медленно встал и направился обратно в ангар сказать, чтобы прапорщик этот подавился своим оружием.

В ожидании моего возвращения, тот сидел на ящике с оружием и ковырялся в ногтях, выискивая там грязь.

— Спасибо, — сказал он довольный, не дав мне рта открыть.

— За что? Я не смог его убить.

— Но жертву вы всё-таки принесли.

— Какую? — не понял я.

— Я же говорил, что жизнь мне нужна только если не найдётся что-то получше.

Он говорил достаточно убедительно, но я не мог поверить. Это казалось лукавством, издёвкой, чем угодно, но только не правдой.

— Разве ничто лучше?

Мужчина встал и сбросил крышку с ящика.

— Вы знаете, что это такое?

— Оружие, что за странный вопрос?

— Это не просто оружие. В бою оно становится живым товарищем. Другом, который поможет не погибнуть. Забавно, да? С какой стороны посмотришь, то и увидишь.

— Я не понимаю. Так какую жертву я принёс?

— Преданность в обмен на верного друга. Так понятно?

— Как-то всё равно не очень.

— Тот всплеск эмоций, что вы пережили, когда пытались понять, что вам важнее.

— Так собаку не надо оставлять?

Прапорщик с силой хлопнул себя ладонью по лицу и проговорил, не убирая руки:

— Просто возьмите оружие и иди уже отсюда.

Глава 40

Я никому не рассказал, какую цену пришлось заплатить за оружие, хотя Тонкий очень об этом просил. Он не понимал, почему стволы, которые мы тащили на телегах, совсем не то, что потребовал баланс, а всё остальное я решил умолчать. В конце концов, он и сам не был со