Шрифт:
Закладка:
Лиля мало вещей взяла с собой. Потому что скоро вернется? Но слабая надежда разбивается о более правдоподобную версию: потому что торопилась и схватила лишь самое необходимое, то, что унести в руках смогла.
Подумав, сажусь за стол у окна. Открываю ноутбук Лили, который она тоже оставила. Совсем налегке уехала. У нее хоть деньги есть?
Черт! Заставляет переживать, глупая девчонка!
Лихорадочно копаюсь в ее ноутбуке, понимая, что она бы это не одобрила. Но на моем счету столько «косяков» перед Лилей: одним больше – роли не сыграет.
Перебираю электронные файлы, смотрю историю браузера. Не знаю, что именно ищу. Но чувствую, что должен.
На глаза попадается скрытая папка с названием «ЭКО». Курсор мыши зависает над ней, не решаясь щелкнуть.
Лиле-то это зачем? Еще и прятала в документах.
Открываю, копаюсь в файлах внутри, нахожу адрес сайта, заявку на ЭКО по квоте…
Мозг окончательно теряет какую-либо логику. Лопается от переизбытка странных новостей.
Особенно когда я наталкиваюсь на выписку из ее истории болезни. Вчитываюсь в диагноз: «истощение овариального резерва». Хрень какая-то, ни о чем мне не говорит.
Риск бесплодия? Усмехаюсь: это вряд ли. Судя по скринингу, который я видел вчера.
Рекомендации. Изучаю внимательнее. Там целый список, я не все понимаю, но основные выводы делаю. И от них становится не по себе.
Во-первых, Лиле необходимо было быстрее забеременеть. И наша ночь внесла свои коррективы.
Во-вторых, никого у рыбки, кроме меня, в этот период ее было, раз уж она отважилась на ЭКО с донором. Волкова на роль «кандидата» она даже не рассматривала. Так что он получит он по роже еще раз. За гнусную ложь о любовнице.
Наконец, в-третьих, отчего внутри все леденеет, Лиля будет грызть за долгожданного малыша до последнего. Она блефовала вчера, а на самом деле не собиралась брать деньги. Обманула, потому что испугалась, что я действительно решу отнять ребенка.
Мое жестокое отношение к ней и хроническое недоверие привели к необратимым последствиям.
Теперь Лиля видит во мне главную опасность. И будет бежать от меня сломя голову.
В ее глазах я больше не цербер, а злейший враг. Мне в лепешку разбиться придется, чтобы убедить ее в обратном.
Лиля
Делаю глоток горячего черного чая без сахара, потому что после перелета тошнит так, что ничего больше пить и есть не могу.
Спохватываюсь, вспомнив, что не включила телефон после перелета. Надо будет папе позвонить. Наверное. Хотя там цербер…
Зажимаю кнопку, пока дисплей не загорится. Пустым взглядом изучаю входящие. Пропущенные звонки, смс… От Артура. Пару секунд размышляю, что делать, а потом выделяю все и удаляю, так и не прочитав. Мне и так плохо – не хватит нервов на его очередные упреки и угрозы. Не сомневаюсь, что в тексте именно они. По-другому Мейер не умеет общаться.
- И что ты ответила ему? – продолжает Алиса «допрос с пристрастием».
Я была настолько разбита, когда приехала к подруге, что расплакалась, как только переступила порог ее дома. Беременность сделала меня чересчур чувствительной. А цербер подлил масла в огонь.
И вот я сижу на кухне Загорских, пью чай вперемешку с собственными слезами и буквально горю от обиды и жалости к себе.
- Ничего, - пожимаю плечами. – Согласилась. А рано утром уехала. Что ему говорить, если он сам все решил, - тру раскрасневшийся нос.
- Ну, о диагнозе, например, - аккуратно тянет подруга. – Или о том, что деньги тебе его не нужны. Послала бы его к черту, в конце концов, - фыркает она, сорвавшись.
- Я устала, не хотела ругаться, - вздыхаю. – Поэтому промолчала.
- Понимаю, - кивает и двигает ко мне тарелку с бутербродами, а я кривлюсь. – Однако мужчины часто очевидного не замечают. Намеками с ними говорить бесполезно, а молчать – тем более.
- Алиса! Ты вообще на чьей стороне? – едва не вскрикиваю я.
На мой голос реагируют двойняшки Вика и Витя. Прибегают из гостиной и настороженно изучают меня. Маленькие копии своих родителей: девочка рыженькая, как Алиса, а мальчик темненький, весь в Стаса. Улыбаюсь кнопкам, подзываю их к себе.
- Теть Лиля плачет? – участливо лепечет Вика, устраиваясь на моих коленях.
- Обидели? - рядом молча садится Витя, не сводя с меня черных глаз. Треплю его по макушке, а потом чмокаю обоих.
Понимаю, что очень соскучилась по детям подруги за эти месяцы. И вот я опять разреветься готова, с новой силой. Ох уж эти гормоны!
- Нет, все хорошо, просто чай горячий, обожглась, - вру я.
- А нам мама водой холодной разбавляет, - хором заявляют двойняшки и укоризненно смотрят на Алису.
- Так, что я вам говорила? Не вмешиваться в разговоры взрослых! - строго отчитывает детей подруга, а сама улыбку еле сдерживает. – Возвращайтесь в игровую, - указывает на выход. - Мы с Лилей все обсудим. Папу дождемся. А потом в парк пойдем. Все вместе, - хочу возразить, но Алиса, отругав детей, переключается на меня. – Тебе гулять надо больше, свежим воздухом дышать. Ты вообще бледная слишком, - хмурится.
Нехотя отпускаю кнопочек и, дождавшись, пока они покинут кухню, признаюсь тихо:
- Гемоглобин низкий. Я ведь только узнала, что беременна. А потом вот… Артур, - всхлипываю.
- Ясно… О ребенке думай! – приказывает подруга, а я киваю послушно. – Артур твой сам все поймет и прибежит еще.
- Вряд ли, - веду пальчиком по ободку чашки.
- Не руби с плеча. Стас вообще три года бесплодным себя считал, пока наши кнопочки у меня росли. И даже когда их увидел, и когда я правду сказала, «расследования» какие-то еще проводил, - цокает недовольно. – Так что…
- Зато детей у тебя забрать не угрожал, - сжимаю губы.
Но больше не плачу. Наоборот, злюсь. На Артура. Стоит лишь вспомнить, как он деньги мне за ребенка предлагал, так сразу буря в душе поднимается.
Алиса наблюдает за моими эмоциональными всплесками, открывает рот, чтобы успокоить в очередной раз, но не успевает.
- Лиля уже приехала? – доносится голос Стаса, и тут же на пороге появляется его мощная фигура. - В общем, так. Ребенка он у тебя не заберет…
Мрачно зыркаю на Алису: я же просила никому не говорить ничего! А она головой качает отрицательно, пожимает плечами.
Тем временем прибегают кнопочки, забыв о «наставлении» мамы, и буквально повисают у Стаса на шее, тарахтят что-то так быстро, что разобрать ни слова не могу. Но папа их понимает. Или делает вид. Отвечает что-то, обнимает, в носики целует, отчего двойняшки смешно морщатся.
Загорский отправляет их играть, а сам приближается к нам.
