Шрифт:
Закладка:
Я обессиленно помотала головой. Алек сбивчиво забормотал, путаясь в словах, словно пытаясь оправдаться перед самим собой:
— С того дня на крыше я всё пытался избавиться от чувств. Думал, если буду груб — ты уйдёшь, и меня отпустит. Для этого и в Питер уехал. Уехал, а спустя неделю испугался… что ты и правда за мной не последуешь. А как увидел тебя в деканате, то вздохнул с облегчением, словно у меня всё это время сердце было придавлено камнем. Потом, конечно, злился пуще прежнего, ещё больше срывался. Даже думал, ты меня приворожила. Глупо, правда? Как не оглянусь — ты вечно следом таскалась. А я, идиот, вместо того, чтобы быть благодарным, бесился как подстреленный боров, — Алек неожиданно вскочил, стал ходить передо мной взад-вперёд, нервно разминая пальцы:
— Ты же избавилась от слепоты совсем недавно, верно? — лихорадочно бормотал он. — Я просто растерялся поначалу. Глаза вновь прозревших не сразу избавляются от дымки, я всё не мог понять… Не мог поверить. А потом, внезапно, появились Узы. И ладно бы кто-то вменяемый… Я бы пережил, отпустил, издалека бы утайкой смотрел. Но Шакал! Он же моральный урод, к тому же опасен! У него нет принципов, нет друзей. Я про него многое узнал! Он брата своего погубил, мать с ума свёл, и собственную семью дьяволу бы продал, будь в том его выгода. Как увидел ваш поцелуй тогда в коридоре — словно очнулся, будто по голове меня приложило. Понял, что ты в опасности, и что не могу без тебя. Навёл справки, пытался с тобой встретиться, но Шакал — точь в точь цепной волк, голодных глаз с тебя не сводит. Неужели не замечаешь? Чёртовы Узы! Как это вообще произошло? Их же только по любви заключают!? А вы с ним едва ли были знакомы! Подумай сама, не может такая сильная связь как Узы случайно возникнуть! Он тебе голову заморочил, а сам свои цели преследует и плевать ему и на тебя и на весь мир. У меня в Эмозоре есть знакомый, мы могли бы к нему обратиться. Ты же не знала ничего! Я поручусь. Он придумает как разорвать Узы без вреда. Пойдём со мной, ты же к этому Шакалу ничего не чувствуешь! Ведь, так? Или…
Наверное, у меня было что-то с лицом, потому что Алек вдруг замолчал, испуганно уставившись на меня. Его Пёс тревожно заскулил, пригнув голову. Может быть, Алек подумал, что сейчас я скажу ему о чувствах к Койоту? Испугался, что опоздал? Неужели эта мысль была для него страшнее, чем Тварь за моей спиной? Неужели и он мучился сердечной болью, просто лучше её скрывал? Всё это время я вовсе не была одна, как думала. Нас было двое — одинаково страдающих от невозможности излить свои чувства.
От этого понимания мой мир поплыл, точно я прозрела во второй раз. Душу захлестнуло горячее, терпкое счастье, от которого сладко заныло в груди. Я бы прыгнула сейчас к Алеку на шею, обняла — крепко-крепко, и долго плакала бы и смеялась вперемешку. Внутри, куда не глянь — всюду залежи слёз и обид, одиночества, злости. Могла бы обеспечить поставками пол города на добрые десять лет.
Алек подошёл ближе, опускаясь на колено, вглядываясь в глаза. Как долго я мечтала о чём-то подобном… Принц снизошел до встречи, протянул руку… Но я, точно окаменела — продолжала неподвижно сидеть, уговаривая себя, что ещё успею и обнять, и выплакать. Потом. А сейчас у меня есть обязательства. Я и без того делаю Павлу больно одними своими мыслями. Может, он всё ещё стоит у расписания, скрючившись от боли, пока я тут задыхаюсь от свалившегося на меня подарка жизни. Нет, придётся счастью подождать пока для него освободится место в моём плотном графике.
Поэтому вместо ответа я спросила:
— А знаешь, что это были за слёзы, которых ты коснулся на крыше той ночью?
— Нет, — непонимающе пробормотал Алек.
— Моя душа, — прозвучало это настолько высокопарно, что я невольно поморщилась. — То есть…
И я рассказала Алеку про то, как прозрела, про то как узнала про потерянные хвосты и то, что он их спас, укрыв от прожорливой Тени. И, что чувства между нами существуют только потому, что мой Эмон жаждет обрести целостность.
— Ерунда, — уверенно сказал Алек, обдумав мои слова. — Мы были влюблены и до того, как всё произошло. Я вёл себя как трус. Извини. Нет, не так, — он замер напротив меня, в лице — упрямая решительность. Вдруг, он взял обе мои руки и прижал их груди. Отчаянно прошептал: — Извини меня, Тина. Умоляю, прости меня. Ты вправе злиться, даже ненавидеть, но не называй наши чувства подделкой! Они никогда ею не были и не будут.
Под моими ладонями неистово билось сердце. А Алек всё крепче сжимал мои руки, словно боялся, что я сбегу.
— Мы всё переживём, — шептал он. — Всё преодолеем. Ты нужна мне. И если хвосты всё ещё у меня, то найдём способ вернуть их.
— Я не…, — я задыхалась, — Мне надо…
В этот момент из коридора донеслось эхо моего имени:
— Ти-ина-а…
И снова, уже ближе.
Павел. Он звал меня. Я подскочила, точно меня застали на месте преступления. В глубине коридора просматривался силуэт Павла. Он помахал мне рукой. Я сделала шаг по направлению к нему. Алек, всё ещё стоящий на коленях, поймал мою руку:
— Не ходи, — попросил он с плохо скрываемым отчаянием.
Я покачала головой, вытянув руку на свободу:
— Прости…
— Тина, послушай, в следующий раз, завтра, я расскажу тебе правду про Шакала. Про его прошлое. А пока, умоляю — будь осторожна. Не доверяй ему. Он не тот добряк за кого себя выдает… У него есть сила убеждения, ты знала?
Я ничего не ответила. Мои ноги уже несли меня вперёд по коридору. К застывшему силуэту человека, которого я не понимала, которого насильно любила, и которого, несмотря ни на что, хотела спасти. А что до его прошлого… разве, какое бы оно ни было, это что-то изменит? Разве, узнай я его, Узы рассыпятся в пыль? Нет, выбор тут только один — приложить все силы, чтобы выбраться из передряги живой. И спасти тех, кто рядом. А потом мы обязательно во всём разберёмся…
***
— Ну что, насладилась обожанием своего ненаглядного? — Павел стоял, облокотившись на стену, с улыбкой хищника на тонких губах. —
