Шрифт:
Закладка:
С фон Папеном и его «кабинетом баронов»60, который прогнал социал-демократическое правительство Пруссии61 и присоединил Пруссию к антидемократическому курсу остального рейха, центр тяжести германской политики явно переместился в сторону открытого и эффективного перевооружения, которое казалось еще рискованным Брюнингу, свергнутому с помощью генерала фон Шлейхера и объединившихся с ним национал-социалистов.
Когда 30 января 1933 года Гитлер, в представлениях о внешней политике которого доминировали традиционные методы и насилие, стал рейхсканцлером, то официально он в этом отношении вел себя более сдержанно62, чем его предшественники Штреземан, Брюнинг, Шлейхер и Папен63. Поэтому те, кто знал его мировоззрение, его боязнь принятия решений и формулировки определений, не без оснований стали полагать, что национал-социалистский рейхсканцлер не сумеет выполнить того, что ожидали от него сторонники. «Перед нами стоят следующие политические проблемы, — сказал Гитлер 17 мая 1933 года в своей речи в рейхстаге и повторил программные заявления некоторых прежних канцлеров64: — Много столетий европейские государства и их границы создавались из представлений лишь внутригосударственного мышления. Победоносный прорыв национального мышления и принципа национальности в прошедшие столетия стал зародышем многочисленных конфликтов, возникавших вследствие игнорирования этих новых идей и идеалов государствами, возникшими на других предпосылках. После окончания больших войн не было более важной задачи для действительно мирной конференции, чем четкая констатация факта новой структуры и нового порядка европейских государств, которые этот принцип признали законным в максимальной степени… это — новое территориальное деление Европы с учетом действительных границ проживания народов исторически было бы таким решением, которое с прицелом на будущее, возможно, сделало бы не напрасными кровавые жертвы войны — как для победителя, так и для побежденного… Никакая новая европейская война не может установить что-либо лучшее на место неудовлетворительного положения.
Наоборот, применение какого-либо насилия в Европе ни политически, ни экономически не может создать более благоприятную ситуацию, чем та, которая существует сегодня. Даже впечатляющий успех нового европейского насильственного решения привел бы, в конечном счете, к повышению неустойчивости европейского равновесия и, поэтому, стал бы зародышем последующих новых противоречий. Результатом были бы новая война, новая нестабильность и новые экономические бедствия. Начало подобного, не имеющего конца, безумия привело бы к краху нынешнего общественного и государственного порядка. Европа, погруженная в коммунистический хаос, стала бы началом кризиса необозримых размеров и не подлежащей оценке длительности… Германия разоружилась. Она выполнила все обязательства, записанные в мирном договоре, причем, с избытком, выходящим далеко за пределы любой справедливости, и даже любого здравого смысла…
Германия заявляет… что она готова в любой момент, в случае создания всеобщего международного контроля вооружений, при такой же доброй воле других государств, поддерживать соответствующие органы этого контроля и однозначно доказать тем самым всему миру свой полностью немилитаристский характер… Эти требования не означают вооружения, а лишь призыв к разоружению других государств… Единственная нация, которая действительно должна бояться вторжения, это — германская, ибо ей не только запретили иметь наступательное оружие, но и урезали право на оборонительное оружие и не разрешают создавать пограничные укрепления… Германия думает не о нападении, а только о своей безопасности»63.
Гитлер тормозил и медлил, отступал назад, в пропагандистских целях представлял себя канцлером мира, отходя, для видимости, от наиболее отягчающих пунктов своего мировоззрения, центральными идеями которого неизменно оставались борьба, захватническая война, уничтожение «неполноценных» и расово-идеологический антисемитизм. Но это продолжалось только до сентября 1933 года. С этого момента появились плоды из семян, посеянных «Майн Кампф». «Коричневые батальоны» и их фюреры стали превращать в реальность уроки вождя, предоставившего им — по большей части, с одобрением — свободу действий. Вильгельм Фрик, Герман Геринг, Эрнст Рём и Генрих Гиммлер, в числе многих других, знали, как воспользоваться уроком и вынудить Гитлера в этой ситуации к принятию решений66. «Обстоятельства вынуждали меня десятилетиями говорить, почти исключительно, о мире, — заявил он 10 ноября 1938 года, выступая перед главными редакторами немецких средств информации и другими представителями печати, и, следуя по накатанной колее, с убежденностью продолжал: — Лишь при продолжительном подчеркивании воли немцев к миру для меня было возможным шаг за шагом отвоевывать для германского народа свободу и дать ему снаряжение, необходимое для выполнения следующего шага. Само собой разумеется, такая… пропаганда мира имеет также свою рискованную сторону, потому что она легко может создать то представление в головах людей, что нынешний режим… идентифицирует себя с решимостью и волей — при любых обстоятельствах сохранять мир… Необходимость была причиной того, что я годами говорил только о мире»67.
Глава 7
«УЖ ВАМ БУДЕТ НЕ ДО СМЕХУ»
Сейчас я собираюсь действовать по воле всемогущего творца: тем, что я защищаюсь от евреев, я борюсь за дело Господа Бога.
Когда эта книга станет всенародным достоянием, еврейскую опасность… можно считать сломанной.
Как рукописные заметки Гитлера из времени написания книги «Майн Кампф», так и сама книга свидетельствуют о том, что Гитлер уже рано был убежден, что невозможно получить требуемое им «необходимое» жизненное пространство без одновременного уничтожения евреев не только в рейхе, но и на завоеванных территориях. В проводимой им как фюрером и канцлером политике вместе с решающими приказами о начале войны 1939 (Польша) и 1941 (Советский Союз) годов обязательно давались приказы об уничтожении людей. В книге «Майн Кампф» Гитлер сожалел, что к началу и во время Первой мировой войны «двенадцать или пятнадцать тысяч этих иудейских губителей народа… не были обработаны отравляющим газом»', а 30 января 1939 года, за семь месяцев до начала польского похода, он угрожал: «Если международному финансовому еврейству внутри и за пределами Европы снова удастся ввергнуть народы в мировую войну, то ее результатом станет не… победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе»2. С началом польского похода одним «росчерком пера» он развязал акцию уничтожения, названную «эвтаназией», направленную в первую очередь против евреев. По этому приказу на Востоке, за ширмой, образованной победоносно наступающей германской армией, было запланировано уничтожить 30
