Шрифт:
Закладка:
Войдя в подземное хранилище, я была удивлена. Оно была такого же размера, как соседний бассейн. На полу что-то лежало — вероятно, бутылки с вином, накрытые толстыми черными, страшными мехами, наклеенными даже на влажных стенах. Меня трясло. Может быть, здесь раньше был винный погреб, в котором хранились гигантские бочки с напитком. Я подняла телефон, прищурилась и увидела в горшках что-то вроде рассады. Необычное место для растений. Ансельм оставил их здесь, чтобы позже высадить в стеклянном доме или в травяном саду. А что за ними? Я осторожно пошла дальше. Под моими ногами раздался хруст. Холмики. Несколько холмиков. Но это не грядки. Кто выращивает овощи под землей? Света, струящегося через крошечные проемы подвального окна под потолком, не хватало. Дрожь усилилась. Это не просто холмики. Это… могилы! С каждой вспышкой молнии я отчетливо видела перекошенные кресты, воткнутые в землю. Все сходится. Ной оказался прав. Мои внутренности перевернулись. Я сглотнула, пытаясь не потерять самообладания и не желая верить, что в могилах лежат друзья Ноя, которые должны были умереть, чтобы не разгласить его местонахождение. Теперь мне стало ясно, что Ансельм, Виктор и монахиня были преступной бандой. Наверняка шестнадцать лет назад они подписали контракт, который гласил примерно так: вечно оставаться здесь или умереть. Тот, кто захотел уйти, был убит. Все мое тело тряслось от отвращения и паники. Я задавалась вопросом, кто был за все это в ответе. Между тем я слишком доверяла Виктору. Но как я ни думала, я все же не могла понять, почему никто не должен знать о Ное и его жизни здесь. Прежде мне это казалось чем-то сказочным: из ревности злая мачеха поместила царского сына в темницу; он будет там, пока не услышит пение девушки, в которую влюбится, и решится на побег. Сквозь огонь и воду предстояло пройти ему, слепому и нищему, не раз допуская ошибки, до тех пор, прежде чем он встретит наконец девушку и взойдет на трон. Она плачет от счастья, ее слезы падают на его глаза, и он снова может видеть. Но так было только в сказке. Я была совершенно сбита с толку. Я схватилась за голову и запретила себе думать о сказках, вместо того чтобы признаться, что все это время Ной был прав. Рыдания вырвались из моего горла. Я прислонилась спиной к холодной стене, царапая руками камни. Ручейки слез бежали по моим щекам. Я была готова наброситься на сестру Фиделис. Боль в груди была такой невыносимой, что хотелось кричать. Изо рта вылетел сдавленный вопль. Этот подвал свел меня с ума. Я сошла с ума. Почва уходила у меня из-под ног. В реальности или в воображении я видела, как передо мной качались надгробные кресты.
— Марлен! — Голос сестры Фиделис поразил меня, как меч.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что произнесенное ею слово смутило меня больше, чем то, что она нашла меня.
— Марлен! — Как давно она знает мое настоящее имя и с какой стороны идет ее голос? Она пришла сюда из хранилища? Или сверху из конторы? Огонек свечи мерцал на стенах.
Я застыла, услышав звук шагов надо мной, позади меня, рядом со мной. Они становились все громче, угрожая растоптать меня.
— Марлен? — Эхо ее голоса отражалось от стен, прыгало туда-сюда, как мячик, который становился все быстрее, больше и сильнее, превращаясь в звуковую лавину. — Марлен… Марлен… Марлен!
Я закрыла уши руками. Несмотря на это, голос проник в меня, но вдруг стал звучать по-другому. Теперь это был голос мамы.
— Марлен! — кричала моя мама. — Вернись!
— Марлен! — кричал Ной. — Марлен!
Голоса мамы и Ноя звучали так страшно, что я начала громко петь и трясти головой. Затем я начала кричать, потому что я не хотела слышать их, не хотела слышать в их голосе страх за меня. Сделав вдох, я услышала хлопок, потом еще один и два раза какой-то непонятный скрип. Голоса начали отдаляться!
Я побежала по лестнице вверх и поняла, что я слышала: сестра Фиделис закрыла сначала одну, а потом другую створку люка и повернула железные кольца. Обоими кулаками я била в дверь над своей головой и кричала как резаная.
Они хотели оставить меня умирать здесь, внизу. Ной верно говорил: почему ты не ушла, теперь уже слишком поздно. Я упала как подкошенная. Сильный гром заглушил мое отчаяние. Отблески молний освещали деревянные кресты на могилах, которые на мгновение показывались из темноты. На дрожащих ногах я спустилась по лестнице и подошла к могилам. Слабый свет телефона указывал мне путь.
Под ногами хрустел песок. Я остановилась у первой могилы. Деревянный крест был червивым. На нем был небрежно подвешен деревянный щит. «Vigor», — гласила краткая надпись фломастером на нем, которая чем-то напоминала граффити на стенах зданий или дверях или этикетку на банке с огурцами. Ной никогда не рассказывал мне о ком-либо по имени Вигор. Мне не хватало воздуха — наверное, из-за страха перед могилами. Страшные тени надгробных крестов двигались на каменных стенах. Спустя некоторое время я поняла, что они возникали от слабого свечения моего телефона.
На следующем креста я увидела надпись «Мишель». Чуть выше ее стоял год рождения — такой же, как у меня. Когда Мишель попала сюда? Они любили друг друга? Наверное, тяжесть утраты была слишком велика, и поэтому он не говорил о ней.
На третьей могиле не было креста, но стоял черный камень. На нем было выгравировано: DIE CISI ETE. Это была надпись на латинском: слово «DIE» я знала, оно могло значить, в частности, «в конце дня», «CIS» значит «по эту сторону». Но ETE? По-французски с ударением на одну или обе e, которое я никогда не могла поставить правильно, ete означало «лето». Но какой смысл имела надпись? По эту сторону, в конце дня, летом? По звучанию это напоминало место встречи. Или имя. При ближайшем рассмотрении я поняла, что пробелы между словами можно было поставить по-другому. Моя голова, казалось, сейчас разорвется на части. Я медленно подошла к последней могиле. Она была немного в стороне от остальных. В этом углу было еще
