class="p1">Кугель сбросил конец веревки так, чтобы она зацепилась за пень, и притянул кровать к поверхности земли. Как только подросток с тележкой стал приближаться, Кугель выскочил на дорогу:

– Стой! Что тут у нас такое?

Паренек испуганно отпрыгнул.

– Я везу новое колесо для повозки и завтрак для братьев: горшок с тушеным мясом, круглый хлеб и кувшин вина. Если вы разбойник, ничего больше вы не найдете.

– Предоставь мне судить об этом, – возразил Кугель. Пнув колесо, чтобы сделать его невесомым, Кугель запустил его далеко в небо; изумленный подросток наблюдал за происходящим с открытым ртом. Тем временем Кугель забрал из тележки горшок с мясом, хлеб и вино. – Можешь идти, – сказал он пареньку. – А если твои братья спросят, куда ты дел колесо и завтрак, упомяни имя Кугель, а также напомни им о пяти терциях.

Подросток бегом покатил пустую тележку, а Кугель отнес горшок с мясом, хлеб и вино к приземлившейся кровати и, отцепив веревку от пня, поднялся в воздух.

По дороге уже бежали три фермера – за ними, пыхтя, поспевал толстый паренек. Остановившись, все четверо стали орать:

– Кугель! Ты где? Мы хотели бы обменяться с тобой парой слов! – Один из братьев изобретательно прокричал:

– Мы хотим вернуть твои пять терциев!

Кугель не удостоил их ответом. Вглядываясь в небо в поисках улетевшего колеса, подросток заметил плывущую по воздуху кровать и указал на нее пальцем. Побагровевшие от злости фермеры стали грозить Кугелю кулаками и осыпать его проклятиями.

Несколько минут Кугель безмятежно забавлялся этой сценой, но северный утренний бриз стал крепчать и понес его над холмами в направлении Порт-Пердусса.

Глава IV

От Порт-Пердусса до Каспары-Витатус

1. В доках

Попутный ветер нес Кугеля, удобно устроившегося на кровати, над лесистыми холмами. Когда он пролетел над гребнем последней гряды холмов, ландшафт словно растворился в бескрайних далях – перед ним с востока на запад простерся подобно огромной плоскости, залитой расплавленной латунью, эстуарий реки Чейнг.

На западе вдоль берега тянулась цепочка беспорядочно разбросанных построек из серого, обросшего лишайником камня: Порт-Пердусс. К причалам пришвартовались пять или шесть суденышек – на таком расстоянии Кугель не мог отличить одно от другого.

Кугель лег поперек кровати, выставив шпагу с одной стороны, а сапоги – с другой, чтобы на них воздействовала сила притяжения, и таким образом заставил кровать постепенно снижаться. Подгоняемая капризными порывами ветра, кровать падала неуправляемо и в конечном счете свалилась в густую поросль тростника-тульсифера, всего лишь в нескольких метрах от реки.

Неохотно покинув летучую кровать, Кугель стал выбираться на береговую дорогу, что оказалось не так-то просто: ему пришлось идти по болотистой, норовящей засосать сапоги почве, покрытой десятками видов более или менее враждебных человеку растений: рыжеватым и черным дурнишником, кустами крапивника, козляком с жесткими коричневыми цветами и чувствительной лозой, с отвращением расступавшейся перед Кугелем. На него злобно шипели синие ящерицы. Раздраженный соприкосновением с крапивным кустом, Кугель ругался в ответ:

– Шипите, шипите, ползучие твари! Чего еще ожидать от пресмыкающихся гадов?

Ящерицы, словно угадывая смысл адресованных им оскорблений, агрессивно подбегали к нему сзади и подскакивали к самым ногам, продолжая шипеть и плеваться, пока Кугель не поднял достаточно тяжелый сук – размахивая этим орудием, ему удалось отогнать синих злючек.

Наконец Кугель вышел на дорогу. Стряхнув грязь с одежды, он похлопал шляпой по колену, стараясь при этом не прикасаться к блестящему брызгосвету. Затем, нахлобучив шляпу набекрень и повернув шпагу на поясе так, чтобы у него был самый залихватский вид, он направился в сторону Порт-Пердусса.

Еще не вечерело. Вдоль дороги росли, один за другим, высокие деодары; Кугель то заходил в их глубокие тени, то выходил из них навстречу красному солнечному свету. Время от времени он замечал одинокую хижину на склоне холма или полуразвалившуюся баржу, застрявшую на прибрежной отмели. Он прошел мимо древнего кладбища с могильными плитами, покосившимися под сенью когда-то высаженных рядами, но беспорядочно разросшихся кипарисов, после чего дорога повернула к реке, чтобы обогнуть утес, на плоской вершине которого виднелись развалины дворца.

Уже в самом городе дорога продолжалась по противоположному набережной краю центральной площади, вдоль фасада большого полукруглого здания, некогда служившего театром или концертным залом, но теперь превращенного в гостиницу, а затем возвращалась к берегу – к тем судам, которые Кугель заметил еще с воздуха. Кугель не мог не задавать себе тревожный вопрос: может ли быть, чтобы «Галанте» все еще оставалась в порту?

Это было маловероятно – но все-таки возможно.

Случайная встреча с капитаном Бонтом, с Дрофо, с мадам Сольдинк или даже с самим мастером Сольдинком могла привести к весьма неприятным для Кугеля последствиям.

Остановившись посреди дороги, Кугель перебирал в уме возможные варианты объяснений и оправданий, которые могли бы способствовать разрядке напряженности. Наконец ему пришлось признаться самому себе, что ни один из этих вариантов не приводил к успеху и что церемонный поклон или даже простой, ни к чему не обязывающий кивок послужил бы той же цели ровно в той же степени.

Продолжая внимательно смотреть по сторонам, Кугель приблизился размашистыми шагами к покосившейся старой пристани. У причалов стояли три океанских и два небольших каботажных судна, а также паром, перевозивший людей и грузы на другой берег эстуария.

К своему огромному облегчению, Кугель убедился в том, что «Галанте» здесь не было.

Первое судно, пришвартованное дальше других вниз по течению от центральной площади (тяжелая безымянная баржа), явно использовалось в целях речной торговли. Второе, крупная карака под названием «Левкидион», уже разгрузилось и теперь, судя по всему, ремонтировалось. Третье, ближайшее к площади, быстроходное легкое судно поменьше других, называлось «Авентура»; на него как раз загружали товары и провизию.

В доках преобладала сравнительно оживленная атмосфера – мимо то и дело проезжали подводы, грузчики, как водится, кричали и ругались, а с палубы баржи доносились веселые звуки гармони.

Пузатый румяный коротышка в форме явно незначительного должностного лица задержался, чтобы смерить Кугеля расчетливым взглядом, после чего отвернулся и зашел в один из ближайших складов.

На гакаборт «Левкидиона» облокотился грузный моряк в белой с голубыми полосками тельняшке, с коническим черным колпаком на голове; в мочке его правого уха болталась золотая цепочка, а из левой щеки выступала золотая бобышка с закупоренным отверстием – внешность безошибочно выдавала в нем уроженца Кастильонского побережья[4].

Кугель приблизился к «Левкидиону» уверенной походкой, придавая лицу самое дружелюбное выражение, и приветственно помахал рукой.

Капитан безразлично наблюдал за ним, не ответив ни малейшим движением.

Кугель громко обратился к