Кентерберийского просто внесли в ряд епископов, присутствие Кромвеля и Одли среди светских должностных лиц пояснили. Было сказано, что Генрих VIII «отличил и выбрал» их в Тайный совет за их дарования и умения, а не должности. Король выбрал их «по рекомендации всего нашего [Тайного] Совета»[352]. (Говорили даже, что их «избрали и выбрали» на их должности!) Унижение было знаменательное. Генрих VIII заявил всему миру, что в его первом Тайном совете Кромвель и его главный помощник не более чем кооптированные члены.

Разумеется, сложно разобраться, кто кого вводил в заблуждение. Начало «Благодатного паломничества» захватило Генриха VIII врасплох; его ответ имел целью успокоить бунтовщиков, уравновешивая жесткую защиту права короля выбирать собственный Совет опровержением обвинений участников «Паломничества» в том, что его двор кишит «злодеями». Соответственно, его список тайных советников объединил аристократию с ведущими должностными лицами двора и государства. Такое сочетание фактически совпадает с тем, что предполагал Уолси в Элтемском указе, и оно отвечало оправданным ожиданиям. Однако этот список был неполным: полный список можно получить, сравнив ответ Генриха с подписями на письмах Тайного совета. Анализ показывает, что во время «Благодатного паломничества» было еще четыре тайных советника (включая Бошампа). Таким образом, в исполнительный Совет входило 19 человек – ровно столько, сколько состояло в нем, когда Тайный совет проявил себя после казни Кромвеля в 1540 году[353].

Стало быть, в 1530-е годы Тайный совет уже существовал. Кромвель следил за рождением политического органа избранных должностных лиц, который в правление Елизаветы принял на себя корпоративную ответственность за тюдоровское правительство и ограничил роль королевской семьи в пользу «государственной» администрации. Однако кромвелевский Тайный совет отличался от такового 1540-х годов. Его количественный состав пересматривали уже в 1537 году, и он менялся до опалы Кромвеля[354]. К тому же после «Благодатного паломничества» Кромвель не сформировал для Тайного совета упорядоченный бюрократический аппарат. Вместо этого он восстановил собственный министерский контроль над служебными делами и таким образом не позволял Совету осуществлять корпоративную власть вплоть до своей отставки[355]. (Это едва ли удивительно, учитывая, что его враги были столь мощно представлены в Совете.) Только после казни Кромвеля было решено предоставить Тайному совету собственные официальные регистрационные книги и профессиональный секретариат[356]. Так же как Кромвель выступал за «наставление» в правительстве, его оппоненты поддерживали «уничтожение» первого министра[357]. Суждение потомков Кромвеля полностью оправдало, но «постоянный» Тайный совет появился не столько потому, что он жил, сколько потому, что он умер[358].

Тюдоровское правительство вышло за пределы королевского двора и Тайного совета. Чтобы дополнить картину, нам потребуется рассмотреть отношения между двором и страной. Говорят, вопрос положения двора «едва ли вставал» в графствах при Тюдорах. Однако это представление уязвимо[359]. Невозможно адекватно оценить политику и институты правительства Генриха безотносительно к графствам. В ранний период нового времени «двор» и «страна» жили независимо, полагаясь на взаимопомощь[360]. Генрих VIII «был вовсе не всемогущ, и реальной мерой его власти была способность добиться выполнения его решений на уровне графства и деревни»[361]. Было бы неверно полагать, что власть, накапливаемая центром по согласию с графствами, становилась важнее личности короля, функций его институтов и централизующей роли королевского покровительства и юридической системы. Однако центральная администрация была эффективна только тогда, когда опиралась на поддержку местных властей. Разумеется, в патриархальном обществе король имел неотъемлемое преимущество. Его авторитет был непререкаем для глав домохозяйств в общем, землевладельцам и в голову не приходило отделять права короны от их собственных. Антипапская пропаганда Генриха тоже действовала успешно. Подданных научили считать его «королем-патриотом»: годовщина кончины Генриха будет отмечаться официальным трауром вплоть до 1560-х годов. Уже стало общим местом говорить, что в XVI веке корона не имела ни регулярной армии, ни оплачиваемого местного бюрократического аппарата. Тем не менее стабильность сохранялась до смерти Генриха VIII, несмотря на «Благодатное паломничество», возобновление войны и налогообложение в 1540-е годы, рост народонаселения и начало скачков цен на продовольствие.

Методы, которыми Генрих пользовался для наведения мостов между двором и графствами, можно описать одним предложением. Он следовал политике королей позднего Средневековья, объединяя страну. Начиная с Ричарда II в его последние годы корона старалась разрушить сложившиеся группы аристократии и поместного дворянства, а на их месте создать системы, связанные с королевской властью. Три-четыре сотни рыцарей и оруженосцев приглашали ко двору по соображениям главным образом не военным, церковным, дипломатическим или внутренним – на первом плане стояли задачи управления на местах. Этим людям не давали оплачиваемых дворцовых должностей, но они часто получали ренту и мантии. (В определенном смысле они походили на личных слуг, которые не были придворными или государственными служащими, однако были привязаны к хозяину подарками и носили его ливрею.) Ричард II первым понял, что подобные люди ему необходимы, чтобы расширять опору власти и завоевывать поддержку собственных подданных и сторонников. Как заметил Фортескью в своем трактате «Управление Англией», «с ним пойдут люди, которые лучше прочих способны быть опорой и воздать ему должное»[362]. Соответственно, ключевую роль в плане Ричарда играла политическая безопасность. План провалился, поскольку король карал людей, попавших под подозрение, к тому же действовал слишком быстро и закончил разделом графств. Однако был сделан важный шаг: ценность правящей элиты для короны осознавалась глубже, чем это было в прошлом[363].

В этом отношении Генрих IV последовал примеру Ричарда. В 1400 году Совет рекомендовал тому, что «в каждом графстве королевства следует собрать определенное количество наиболее подходящих людей с хорошей репутацией… и поручить им тщательно и усердно беречь имущество короля и его подданных в своей местности»[364]. Эдуард IV тоже подбирал придворных таким образом, чтобы связать двор со страной, особенно с отдаленными графствами. В определенном смысле король старался создать систему взаимосвязи территориальной власти, центром которой был королевский двор и династия Йорков. Его система была формой политического контроля, усиливающей более конкретную политику возвращения владений, конфискации имущества за государственную измену и эксперимента по «доходам от землевладения»[365]. Как отметил один наблюдатель, «имена и обстоятельства жизни почти всех людей, разбросанных по графствам королевства, он знал так, будто каждый день виделся с ними»[366]. Безусловно, в своих методах Эдуард ориентировался на конкретных людей, а не на бюрократический аппарат. Идея подконтрольных короне государственных чиновников еще окончательно не сформировалась. Однако события 1483–1485 годов расшатали политические сети Эдуарда, которые Генрих VII в любом случае по большей части восстановил к 1503 году.

Королевское право распределять бенефиции, вне всякого сомнения, играло ключевую роль в установлении политического контроля. После роспуска монастырей Генрих VIII получил от 1000 до 1200 оплачиваемых должностей, достойных людей знатного происхождения –