Тимур помогает мне присесть за стол и размещается напротив. Разливает шикарного цвета рубиновое вино по нашим бокалам, и мы, поздравив друг друга с годовщиной, приступаем к ужину.

– Вспомнил сегодня, как впервые увидел тебя и сразу дал тебе прозвище «Ангел». Ты тогда стояла у входной двери в доме отца, и на тебя так падал свет, что не хватало только крыльев, чтобы подтвердить мою теорию о твоем божественном происхождении.

Я широко улыбаюсь.

– Так уж и божественном.

Тимур склоняет голову набок и смотрит на меня с ласковой улыбкой.

– Как интересно складывается жизнь, правда, Ангел?

– Мне все кажется, что мы складываем ее сами. Если бы я только понимала это в далекие семнадцать лет.

– Знаешь, а ведь если бы ты не пережила такие сложности, то, возможно, всего этого между нами никогда не случилось бы.

– В чем-то ты прав. Но лучше бы до тебя я прожила совсем другую жизнь.

– И тогда мы могли бы не встретиться.

– Я верю в то, что ты мне предназначен откуда-то свыше.

– О, дорогая моя, я скорее наказание за проступки, чем компенсация за мучения, – Тимур играет бровями, вот так легко превращая серьезный – в некоторой степени даже неприятный – разговор в легкую болтовню.

Мы заканчиваем ужин, берем по бокалу вина, и Тимур ведет меня дальше вглубь подвала. Оказывается, за стеной, у которой мы сидели, есть еще большее помещение. Тимур показывает мне на небольшой стол у стены, на котором лежит каталог вин, хранящихся в нашем погребе. Тимур открывает его и начинает листать.

– Ну надо же, – выглядываю из-за его плеча, – как все систематизировано.

Муж застывает на месте, поворачивает голову в мою сторону, прикрывает глаза и делает глубокий вдох, а потом приоткрывает их и смотрит на меня потемневшим взглядом. Я знаю этот взгляд, и, кажется, нам пришло время выбираться отсюда, чтобы логично продолжить праздновать нашу годовщину, но, кажется, у Тимура собственные планы. Прочитав их в его тяжелом взгляде, я делаю шаг назад, но мой проворный мужчина успевает перехватить меня за талию и рывком прижать к своему телу. Вино из моего бокала расплескивается на пол, но меня это уже не заботит, потому что глаза закатываются от ощущений, когда горячие губы, пахнущие терпким вином, скользят по моей шее, а наглые руки подхватывают под попку и усаживают на столик, сметая с него каталог вин и что там еще лежало. Ягодицы скользят по гладкой столешнице, пока я не оказываюсь зажата в тисках объятий Тимура.

– Ну что ты творишь? – шепчу я, как будто нас могут услышать.

– Какого ответа ты ждешь, Ангел? Хочешь, чтобы я озвучил, как сильно хочу трахнуть тебя? Сильно, просто запредельно. Или сказать тебе о том, как жестко я хочу это сделать? Или рассказать, что я едва выдержал ужин, чтобы не наброситься на тебя там, за обеденным столом, пока ты, словно издеваясь, слизывала с губ капли вина?

Тимур хватается за мой гольф и, резко сорвав с меня вещицу, отбрасывает ее в сторону. Следом летит бюстгальтер. Мой муж жадно обводит взглядом грудь, соски на которой тут же напрягаются под потемневшим взглядом. Я дрожу совсем не от прохлады винного погреба, а от желания, которое зарождается где-то глубоко внутри меня и толчками поднимается на поверхность. Интересно, интенсивность этого желания когда-нибудь станет меньше? Я перестану постоянно хотеть его?

Руки сами блуждают по телу Тимура, с таким же нетерпением срывая его джемпер, расстегивая брюки. Мои Тимур стягивает по ногам вместе с трусиками, оставляя меня сидеть на столешнице абсолютно обнаженной. Берет свой бокал с вином и, набрав в рот немного напитка, подается ко мне. Вливает его в мой рот, припечатывая своим языком, не давая нормально проглотить, отчего рубиновая жидкость вытекает из уголка рта и стремительным ручейком льется по груди. Тимур подхватывает ее языком и жадно слизывает, не забыв при этом прикусить сосок. А потом он снова и снова проделывает то же самое, только теперь уже нарочно набирая в рот больше вина, чтобы оно щедро поливало мою грудь, а он имел возможность слизывать напиток с моего тела. Мы настолько увлекаемся этой игрой, что в какой-то момент я теряю связь с реальностью, полностью сосредоточившись на ощущениях и муже. Весь остальной мир перестает для меня существовать. Есть только наглые руки Тимура, его запах, грязные словечки, язык, который доводит до исступления, взгляды и обещания сотворить со мной такое, что пальчики на ногах поджимаются. Я задыхаюсь от ощущений, когда пульсация между ног, вызванная настойчивыми ласками упругого языка, достигает апогея и я, выгнув спину, мощно кончаю. Вцепляюсь пальцами в волосы Тимура, пытаясь то ли оттолкнуть его, то ли приблизить. Ощущения настолько острые, что грань приличий для меня стирается окончательно, и я шире развожу ноги, позволяю Тимуру слизать остатки моего удовольствия.

Он снимает меня со стола и, надавив на плечи, заставляет опуститься вниз. Я присаживаюсь на корточки и, не мешкая ни секунды, вбираю в рот твердый, как камень член. К черту приличия и ханжество, пора быть честной с самой собой: мне доставляет удовольствие делать это. Я схожу с ума, видя реакции тела моего мужа на свои действия. То, как закатываются его глаза, как тяжело и часто поднимается и опускается его грудная клетка, как он, схватив меня за волосы, начинает двигаться мне навстречу. Как он каждый раз вынуждает давиться немаленького размера органом, потому что так ему нравится. Как однажды сказал сам Тимур, слезы от того, как я давлюсь его членом, – это единственные, которые он готов спокойно воспринимать и даже радоваться их появлению. И он делает все, чтобы это была единственная ситуация, когда мои глаза наполняются ими.

Я жадно вбираю член Тимура, закашливаясь каждый раз, когда он достигает горла. Он подхватывает стекающую из уголка губ слюну и размазывает ее по своему члену и моим губам. Все это так грязно и пошло, но я бы ничего не меняла, потому что вот такие мы: приличные и воспитанные на людях, и совершенно развязные наедине. Я уже приняла это и научилась наслаждаться полной свободой в интимных отношениях с мужем. И нет ничего лучше такой гармонии, потому что каждый из нас получает то, что ему нравится.

Тимур поднимает меня на ноги, разворачивает спиной к себе и заставляет упереться локтями в столешницу, легким шлепком по внутренней стороне бедра побуждая шире расставить ноги. Хватает меня за затылок и наконец врывается в меня до самого упора. Мы оба стонем. Громко и пронзительно, выпуская все эмоции, которые рвутся наружу. Наш секс несдержанный, толчки Тимура порывистые, резкие. Бедра сталкиваются с громкими влажными шлепками. Мои глаза закрываются, и я тону в наслаждении, которое мне дарит каждое движение мужа. Мозг быстро, но очень ярко фиксирует значимые моменты: права рука мужа крепко сжимает бедро, левая удерживает за шею и плечо, член наливается и пульсирует внутри меня, готовый к оргазму. Каждое грязное словечко врезается в мозг, быстро укладываясь на нужную полку скабрезностей, которые он мне говорит. А потом, то ли специально, то ли случайно – как это иногда бывает – Тимур переходит на родной шведский, и это становится для меня последней каплей. Я взрываюсь с громким криком и дрожью, которая прошивает мое тело, и словно электрический ток бежит по венам. Пара ударов бедрами – и Тимур догоняет меня, пульсирующими толчками наполняя своим удовольствием. Я чувствую, как пот с его лба капает на мою такую же мокрую спину, как тяжелое дыхание, остывая в полете, хоть немного остужает разгоряченную кожу.