— поинтересовалась бабуля, глядя мне в глаза.

Я сложила руки на груди:

— Хочу, чтобы весь мир узнал правду.

— Хорошо. Допустим, он узнает, а дальше что?

Я хмыкнула.

— Дальше решать уже не мне. Пусть драконы и игры решают, нужны ли им такие правители.

Бабушка сначала нахмурилась, а потом прищурилась.

— Ты всерьез считаешь, что Легран знал об этом?

Его имя царапнуло больнее, чем обычно. Гораздо больнее. В памяти зазвучал такой знакомый голос: «Надежда, я ничего не знал», — но я усилием воли выпихнула его из сознания. И все царапающееся тоже.

— Мне все равно, — холодно произнесла я. — Прабабушка оставила шар памяти для меня, она же сказала, что мне нужно рассказать миру правду. И я сделаю это. Я не считаю, что такое нужно прощать, забывать, отпускать и так далее.

— На эмоциях можно многое нагородить, Надежда.

— На эмоциях?! — снова резко выдохнула я. — А впрочем, ты права. Я сейчас на эмоциях, и я бы посмотрела на того, кто на них не был бы после такого.

— Хорошо, — скупо произнесла бабушка. — Я тебя услышала. Решать только тебе, конечно, но я бы советовала еще немного подумать. Хотя бы до нашего возвращения. Никто не узнает, когда ты активировала шар памяти…

С губ снова сорвался смешок, хотя смешно мне не было.

— Феникс знает. Я пришла к нему, чтобы доверить ему тайну алых сирин. Какая же я наивная дура!

— И что? Что он сказал? — кажется, бабуля совершенно не удивилась такому повороту событий. Тому, что я наивная дура и пришла к императору.

— Сказал, что ничего не знал. Странно было бы, если бы он сказал что–то другое.

— Я бы на твоем месте прислушалась к его словам. Вряд ли он стал бы говорить неправду.

Вот тут уже я не выдержала и зло расхохоталась.

— Не стал бы? Он вечно лавировал. Играл словами. Недоговаривал. Разворачивал все так, как выгодно ему. Как он мог не знать то, что натворил его предок? Понятное дело, что дракону, прадеду Миранхарда этот… — Я плотно сжала губы, чтобы не выругаться. — Навешал лапши на уши, но уж в семье–то…

Я осеклась. Потому что вспомнила, что мне говорил дракон. О том, что феникс, принявший проклятие, умер на месте. Он действительно мог навешать на уши лапши прадеду Миранхарда, но эту же лапшу тот и понес дальше в мир. Искаженную правду о том, как снять проклятие и о том, что вообще случилось. Получается, Легран в самом деле не знал?

На миг в груди кольнуло совестью, но ее я тоже затолкала поглубже.

— Не знал, — подвела итог я. — Он действительно не знал.

Бабушка улыбнулась, а я продолжила:

— Это ничего не меняет. Все узнают о том, что случилось. Алые сирин заслуживают того, чтобы их история стала известна, чтобы они перестали быть теми, кто просто сбежал в неизвестном направлении. Чтобы все узнали, что они не исчезли, а были стерты. И кем.

Улыбка сбежала с ее лица, я же обхватила себя руками. Мне было холодно, невыносимо холодно, но, похоже, с этим холодом мне предстоит жить какое–то время.

— Я попрошу Миранхарда помочь нам с переездом в земли алых сирин. Туда же мы перевезем Веру, — произнесла твердо. — Сегодня же. Очень надеюсь на то, что ты поедешь с нами.

Не дожидаясь ответа, я вышла из комнаты, направляясь к себе. Не представляя, что ждет меня дальше, но точно зная одно. Я смогу с этим справиться. Ради прабабушки Лизы, ради Веры, ради своей семьи и всех алых сирин, чьи голоса затихли в одно мгновение. Этот мир слишком долго жил во лжи. Пришло время ему узнать правду.

Легран Леах

— Он сделал — что? — уточнил Виорган, словно не мог поверить своим ушам.

Легран тоже не мог поверить. Ни глазам, ни ушам, ни всему остальному, но от этого факт не переставал быть фактом: его дед уничтожил целый народ. Просто так, потому что сила правящего рода феникса в полной мощи на такое способна, это боевая сила. Она в самом деле способна уничтожать без следа, выжигая даже не до пепла, до микрочастиц. Наверное, если бы кто–то ему сказал такое, он бы тоже не поверил. В лучшем случае. В худшем — отправил бы в темницу за оскорбление императорского рода. Вот только сейчас получалось, что быть потомком такого рода оскорбительно. Не говоря уже обо всем остальном.

— Ты… ты это сейчас серьезно? — вновь переспросил потрясенный брат.

Вместо ответа Легран перевел взгляд за окно. Сумерки на границе с лесом надвигались стремительно, а давящая атмосфера здешних мест довершала обстановку даже без тяжелого свинца туч, готового разорваться проливным дождем. Темные, как мазня художника не в настроении, верхушки деревьев тревожно шумели под порывами ветра.

Шаэрские твари — так называли тех, кто выходил из этого леса. Способные уничтожить того, кто оказался перед ними беззащитным, в секунду, они являлись самой страшной угрозой для этого мира. Хотя, как выяснилось, не самой.

— Серьезнее некуда, — произнес Легран и взглянул на вытянувшегося перед ним брата.

Изумление на его лице сменилось непониманием, затем — шоком. Да, что и говорить, таких новостей явно никто не ожидал. Ему стоило бы подумать о следующем политическом ходе, но все, о чем он мог думать сейчас, а точнее, о ком — Надежда. Он с самого начала считал ее той, чьи предки были виновны в случившемся с его родом. С его семьей. С народом в том числе — в борьбе с шаэрскими тварями фениксы гибли, не имея полной мощи и силы.

Он считал ее в точности такой же: во всем преследующей свои цели. Ищущей выгоду. Капризной, избалованной, готовой на все — просто потому, что она была алой сирин. К сожалению, даже несмотря на это он не мог избавиться от этого манящего притяжения. Притяжения, которое представлялось опасным и безрассудным попустительством. Ведь в его правде долгое время была история, где алые сирин покидают мир, а их правительница, обманом заманившая деда к себе, чтобы проклясть, ударяет его тем самым заклинанием. Такую «правду» знали и драконы. «Правду», согласно которой дед промедлил, не способный ударить кинжалом женщину, и за это поплатились все.

Прадед Миранхарда ничего не заподозрил просто потому что чтобы представить себе такой поворот событий, нужно обладать особым складом ума. Таким,