Шрифт:
Закладка:
– Подожди, подожди… – остановила я его. – Какая невеста, какая королева, причем тут твоя комнатка… Ты спрашивал про отца…
– Машенька… – Он взял меня за обе руки, поднес их к своему лицу, провел губами по моим ладоням.
Губы у него были горячие и сухие. Я попыталась освободить руки, но он крепко держал их.
– Машенька… Я хочу познакомиться с твоим отцом. Это очень важно. Ты для меня больше, чем… – Он запнулся. То ли слов не нашел, то ли не решился что-то сказать. Только смотрел неотрывно. И от его взгляда у меня застучало в голове, в сердце, горячее приятное тепло стало разливаться по всему телу. Я сама потянулась к нему. Ничего больше в мире не осталось – лишь серые глаза Кащея, его губы, еле уловимый запах табака, его неожиданно нежные и крепкие руки.
Перевернутая, ошеломленная, через несколько минут я отступила назад. Кащей не хотел меня отпускать, я и сама бы не отдалилась, если бы в кармане настойчиво не звонил телефон. Это мог быть только кто-то из моих родителей. Из трех моих любящих родителей. Смешно. Совершенно неожиданно звонила мне мама.
– Манечка, – встревожено проговорила мама… папиным голосом.
Я встряхнула головой. Я совсем потеряла разум? Нет… Просто звонит, естественно, папа, с маминого номера. Им всё равно – они берут любой телефон, который у них под рукой, и звонят. У них всё общее, секретов друг от друга нет, я почти уверена в этом.
– Манечка, ты слышишь меня? Почему ты не отвечаешь? У тебя всё хорошо? Как твоя рука?
– Я забыла про нее, всё нормально, пап! Укол сделали, всё прошло.
– А ты где сейчас?
– Я?.. – Я взглянула на Кащея, который, положа руки мне на талию, прижимал меня к себе крайне недвусмысленно, и от его непривычной близости мне как-то не хотелось больше ни о чем думать, ни с кем говорить… Тем не менее я ответила папе очень спокойно: – Я скоро пойду в гостиницу. Я гуляю в парке.
– Манечка… А что у тебя с голосом? Ты здорова? Ты одна? Тебя никто не обижает? – спросил папа. – Ты прости, просто мы волнуемся. Ты обычно пишешь, посылаешь фотографии, а тут… Молчишь и молчишь.
– Пап… – Я постаралась отогнать мгновенно навалившееся раздражение. А почему, собственно, они ждут от меня каждую минуту сообщений и новостей? Я разве не взрослый человек? Ну, почти взрослый…
– Ладно, – грустно сказал папа. – Пришли фотографии города. Ну и там… Что хочешь.
– Хорошо.
– Мы тебя целуем. Береги себя, пожалуйста!
– Ладно.
– Как тебе новые родственники?
– Нормально.
Я хотела отвечать папе по-хорошему, а получалось не очень, я сама это понимала. Мне мешал Кащей, утаскивающий и утаскивающий меня за собой, в какой-то другой, новый мир, где новые ощущения, яркие, страстные, где тело живет своей собственной жизнью, где мой разум мне совсем не нужен, где не надо на каждый вопрос тут же искать рациональный ответ, где ответ изначально известен. Ответ этот заключен в одном-единственном слове – любовь.
Мы остановились у скамейки, Кащей встал за ней, прислонившись ее к спинке и притянул меня к себе. Я как будто перестала видеть и слышать всё, что происходит вокруг.
– Тебе понравилось? – спросил Кащей тихо, когда я наконец почти высвободилась из его крепких рук.
Я чуть отступила назад. Какое неправильное слово… Зачем он так говорит? Я резко сбросила его руки.
– Ты что? Ты обиделась?
Я пожала плечами. Не буду даже отвечать. Наверное, я перегрелась. Целовалась с Кащеем… сколько? Час? Два? Я взглянула на телефон. Нет, всего двадцать минут. А показалось, что закончилась старая жизнь и началась новая. И старая жизнь была давно-давно…
– Я умею делать женщине приятно… – проговорил Кащей. – Это ведь только начало… Ты еще вообще ничего не знаешь…
– Помолчи, пожалуйста!..
– Да ты хоть скажи, что такое?
От невозможности объяснить ему очевидное у меня выступили слезы на глазах. Чтобы Кащей их не заметил, я отвернулась.
– Что? Что такое? – Он полез мне прямо в лицо, махнул волосами, я отбросила его волосы, которые попали мне в рот. – Ты – плачешь? Ты?
– Нет. Не я. И не плачу. Ты циник.
– Да, я циник, – самодовольно улыбнулся Кащей. – Я ужасный, я невыносимый… – Говоря всё подряд, он неожиданно опять начал меня целовать, и я, не желая этого, понеслась вслед за ним, в другой мир. Мир желаний, ощущений, в котором растворяешься и теряешь себя.
– Я приду к тебе сегодня, и ты мне откроешь, – прошептал мне Кащей на ухо, ловя губами мою мочку.
Я кивнула, а потом заставила себя собраться с мыслями и сказать:
– Нет.
Кащей чуть отодвинул меня, посмотрел в глаза. Какие же у него холодные глаза, цвет такой, он тут не при чем. Холодные и красивые.
– Ты хорошая. Выходи за меня замуж, Мария.
Я недоверчиво посмотрела на него.
– Да, да, замуж. Я делаю тебе предложение.
Я слышала, как настойчиво в кармане Кащея бурчал телефон на беззвучном режиме.
– Тебе звонят.
– Мне никто не нужен, и ничто не нужно, когда я с тобой. Да или нет? Быстро говори.
Я растерялась.
– Я не собиралась замуж.
– Ты же не знала, что я тебя люблю.
Я замерла.
– Любишь? – повторила я.
– А ты сейчас не почувствовала, что я тебя люблю?
Я промолчала. Неправильный вопрос. Не понимаю, сходу не могу себе объяснить, что в нем неправильного… Но в нем явно какая-то ошибка… Или… нет?
– Поедем к твоему отцу, пусть он нас… – Кащей хмыкнул. – Благословит. Он ведь православный.
Мы не обсуждали вопросы религии с отцом, но я видела у него крест под рубашкой. У Кащея, кстати, я креста не видела.
– Но у меня есть вообще-то родители в Москве.
– Ты же не должна спрашивать у них на всё разрешения, правда, Мария? Так что звони отцу, поедем, познакомишь, скажешь, что я самый лучший…
Я внимательно посмотрела на Кащея.
– Ты придуряешься, что ли?
– Мария, есть такие слова и такие минуты в жизни, когда придуряться – просто кощунство.
– К чему такая спешка?
– Не хочу, чтобы кто-то другой тебя увел.
– Вольдемар… – Я стала смеяться.
Всё, у меня истощился запас серьеза. Ведь я даже не знаю, как его называть. Имя – дурацкое. Я, что, выйду замуж за человека, которого зовут Вольдемар Вольдемарович? Я что, скоро выйду замуж?
