ради более широких геополитических целей распространялась и за Кавказский хребет, на юго-восточные, персидские марши ультрамонтанского региона. Там, в персидском Азербайджане и за его пределами, воодушевленные наступлением 11-й Красной армии на Баку в апреле 1920 года, высадкой Красной Астраханско-Каспийской военной флотилии в Энзели (Анзали) в мае 1920 года (и захватом там Каспийской флотилии белых из-под британской опеки), и распространением Коминтерном приглашений "прогрессивным силам" по всей Азии (но особенно на Ближнем Востоке) принять участие в предстоящем грандиозном Конгрессе народов Востока (который должен был состояться в Баку в сентябре 1920 года), 5 июня 1920 года прямо через границу Советского Азербайджана в Реште (Рашт, на северо-западе Персии) была провозглашена Гилянская Советская Республика. Возглавляемая непростым союзом ветерана-повстанца Мирзы Кучук Хана из Персидского конституционного движения (который уже однажды возглавлял свои силы против имперского режима в Тегеране) и марксиста-революционера Кайдар Хана Таривердева (известного как "Бомбометатель"), эта потенциальная союзница и (для Москвы, по крайней мере) полезный антиимпериалистический инструмент первоначально получила помощь от Советской России. Однако Москва резко отказалась от помощи конституционалистам и их партизанским союзникам джангали ("лесной народ"), когда правительство Тегерана согласилось условия, которые привели к заключению взаимовыгодного советско-персидского договора о дружбе (26 февраля 1921 года). Из этого договора Москва получила ценное экстерриториальное право преследовать своих белых, мусаветских и других врагов через азербайджанскую границу в Персию (при этом, конечно, поражая заинтересованную имперскую державу, Великобританию, которая уже была так унижена в Энзели), если Тегеран не сможет подавить их самостоятельно. Однако Кучак-хан был принесен в жертву почти в буквальном смысле: после того как он умер от обморожения, его труп был зарублен персидскими преследователями, которые затем выставили его отрубленную голову на всеобщее обозрение в Реште и Тегеране, чтобы предотвратить возрождение Джангали. "Бомбометатель" Хайдар-хан, тем временем, был убит в тюрьме.

* * *

Несмотря на широко распространенное среди азиатских социалистов и националистов недовольство очевидным предательством большевиков по отношению к Кучук-Хану, Москва все же смогла сделать значительный политический капитал из мусульманской и азиатской антибританской агитации на съезде народов Востока, который открылся в Баку 2 сентября 1920 года и в котором приняли участие около 1 891 делегата (включая, согласно советским источникам, 1 273 коммуниста, хотя это, конечно, было преувеличением) примерно тридцати национальностей. Среди них были турки, персы, индийцы, китайцы и представители различных нерусских народов среднеазиатского, северокавказского и закавказского регионов нового советского государства. Разумеется, делу Москвы очень помогло то, что именно в этот момент большая часть мусульманского мира была охвачена пламенем (и тем самым отвлечена от событий в Гилане) из-за того, как по недавнему Севрскому договору (10 августа 1920 года) союзники расчленили территорию и резко ограничили временные полномочия турецкого султана, который также являлся номинальным халифом (халифа, духовный глава) всего мусульманского мира. Ужасная Амритсарская резня в Британской Индии также должна была быть свежа в памяти многих делегатов Бакинского конгресса.

Однако, несомненно, во всем этом мероприятии присутствовал элемент политического театра (примером тому служит инсценированное публичное развешивание чучел Ллойд Джорджа, президента Миллерана и Вудро Вильсона). Уэллс, который в то время находился в России, охарактеризовал его как "экскурсию, представление, Beano", добавив, что "как собрание азиатских пролетариев это было нелепо", и посмеявшись над "совершенно удивительным скоплением белых, черных, коричневых и желтых людей, азиатских костюмов и удивительного оружия", которое делегаты постоянно доставали или вынимали из ножен, чтобы сравнить. Сейчас это кажется снисходительным, но временами заседания, вероятно, больше напоминали базар, чем конференцию : большевик Е.Д. Стасова (которая, как и другие члены атеистической партии, возражала против того, чтобы заседания так часто прерывались на молитвенные собрания) с явным разочарованием записала, что на них присутствовало "множество ханов и беков, которые решили использовать свое путешествие в Баку для решения различных коммерческих вопросов - продажи ковров, изделий из кожи и т.д.". Другие свидетели отмечали, что антиклерикальные тирады с трибуны встречали в зале в лучшем случае вялый прием. Кроме того, даже когда политике удалось занять центральное место, в ходе дебатов возникли глубокие и неразрешимые разногласия (и не только из-за проблем перевода на том, что можно было бы назвать Вавилонским конгрессом) - например, по извечному вопросу о том, должны ли социалисты оказывать условную поддержку либеральным (а в колониальном случае - национал-либералистским) устремлениям родной буржуазии. И, что особенно символично, несмотря на обещания председателя съезда Г.Е. Зиновьева о ежегодном созыве, Первый съезд народов Востока стал и последним. Тем не менее, по итогам Бакинского съезда было достигнуто несколько крупных и вполне конкретных результатов, включая создание постоянного Совета действия и пропаганды, который продолжит свою работу на постоянной основе, и - возможно, самое долговременное и влиятельное из всех - резолюция о создании в Москве Университета народов Востока, который в дальнейшем подготовит несколько поколений азиатских революционеров.

* * *

Компромиссы, на которые Москва пошла ради собственной безопасности с Анкарой, Тегераном и Берлином в 1921-22 годах, иногда заставляют комментаторов относить революционный период к досталинскому расцвету концепции "социализма в одной стране" и утверждать, что безопасность советской России стала перевешивать пролетарский интернационализм в сознании лидеров в Кремле задолго до того, как Ленин был похоронен в своем мавзолее за его пределами. Как мы видели, забота о безопасности первой в мире социалистической революции ("здорового ребенка" большевиков) действительно руководила советским руководством с момента захвата власти в 1917 году, и она, безусловно, была приоритетной во время Брест-Литовского кризиса 1918 года, когда зарождающееся советское государство ставило себя на ноги. Более того, такая тактика не была сделана от случая к случаю, а имела довольно прочную основу в ленинском чтении Маркса и понимании истории: после публикации исследования "Социализм и война" в большевистском журнале "Социал-демократ" в июле-августе 1915 года Ленин был склонен утверждать, что одно изолированное социалистическое государство может успешно бороться с империализмом в одиночку, при условии, что его экономика будет правильно организована, чтобы высвободить творческий потенциал сражающегося пролетариата. Тем не менее, в советской политике вряд ли полностью отсутствовали признаки общеевропейского и экспансионистского революционного идеализма и оптимизма - например, ультрабольшевистская политика, проводимая местными кадрами по мере продвижения Красной армии сначала в Прибалтику, а затем по левобережной Украине в начале 1919 года, и, конечно же, в наступлении Антонова-Овсеенко на правобережную Украину (на Румынию и Венгрию) в апреле-мае 1919 года и в драчливом разжигании драки с Грузией Серго Орджоникидзе годом позже. Все это отражало очень глубоко укоренившуюся левобольшевистскую тенденцию, которая как предшествовала, так и сосуществовала с в целом более уравновешенным руководством Ленина послеоктябрьской партией и которая также переживет первого советского лидера. Но