Как я мог докатиться до такой херни – вопрос, не дающий мне покоя вот уже не первый день. То ли так алкоголь влияет, то ли действительно я сижу в кресле и подбухиваю целую вечность. Только я об этом задумываюсь, как Даня заявляется в квартиру.

Подумать только, меня всегда раздражало отсутствие хоть толики серьёзности на его лице. Теперь же мне хочется вновь вернуть привычного балагура. Уж если он косится на меня хмуро, то дело плохо.

– Где…

– В ванной на стиральной машинке, – перебиваю, не дав договорить. – Тоже мне, спаситель.

Снова отпиваю явно разбавленный вискарь. Я был уверен, что не увижу Даню. Но он заявляется через минут десять без рыжей заразы. По глазам вижу – будет говорить. А этого мне меньше всего хочется.

– Ты никогда не занимался мозготрахом и не начинай.

– У тебя крыша совсем поехала?

– Еще не совсем. Но я на пути к этому.

– То, что тебе кто-то не дает – это не повод так себя вести. Реально перебор.

– А не пошел бы ты на хрен, защитничек? Какого черта ты вообще сюда приперся?

– Несколько дней назад мы договаривались пойти в клуб.

– Видимо, я уже был бухой, раз на это согласился. Посадил принцесску в такси?

– Посадил.

– О чем говорили? – молчит, забирая из моих рук бутылку. И нет, не выливает содержимое, а отпивает сам.

– Когда что-то идет через одно место, надо что-то менять. Было бы желание. Ты серьезно заставил бы ее штопать трусы и мыть полы?

– Да плевать мне на уборку и штопанье. Я надеялся на другое продолжение вечера, ну или в нашем случае – утра. А знаешь, что самое поганое во всем этом?

– Что ты пал жертвой двадцатилетней девчонки, но никак не можешь себе в этом признаться и выбрать правильную тактику. А в реале нет ничего сложного. Давай научу.

– Иди в жопу.

– И все же я настаиваю.

***

Чувство такое, что мне отбили всю голову. Особенно сильно били по вискам. Кое-как встаю с кровати и принимаю душ. Пытаюсь сфокусировать взгляд и, нет, у меня не двоится в глазах. Действительно на полу стоят две пустые бутылки. И память, увы, четко подкидывает картинки, как мы пили с Даней. И ладно бы только пили. Язык мой враг. Чем и воспользуется Даня при любом возможном случае.

Очухиваюсь я более-менее к обеду. Сам не понимаю, каким образом оказываюсь за рулем, после такого количества алкоголя. Но еще более странным является тот факт, что я приезжаю в больницу. На девяносто девять процентов я уверен, что Эля ни с кем не менялась, но зачем-то плетусь в отделение.

Первый признак полной долбанутости – прийти в свой выходной в больницу для того, чтобы… чтобы что? Посмотреть на нее? Ну это реально пиздец. Башка гудит и наверняка от меня несет перегаром.

В голове нет ни одной дельной мысли, что я скажу встреть ее на рабочем месте. Но все мысли вылетают из головы, стоило только войти в отделение. Не соврала. И вправду с кем-то поменялась. Вот только от привычной Эли нет и следа. К гадалке не ходи, она в панике. Ловит на себе мой взгляд и кладет трубку. Странное ощущение. Оба молчим, словно в рот воды набрали. Уж я бы точно мог что-нибудь сказать. Кто тут еще из нас и малолетка.

– Церковь там.

– Церковь?

– Ну вид у тебя такой, как будто тебя только что отпели, но ты сбежал из гроба.

– Ну да, примерно, так я себя и ощущаю.

– А вы какими здесь судьбами, Сергей Александрович?

– Приехал машину забрать со стоянки. Я вчера ее здесь оставил, – какой складный звездеж. Я бы даже поверил.

– Ясно.

– Говори.

– Что?

– Ну вижу, что ты хочешь что-то сказать, но не решаешься.

– А ты очень спешишь?

– Нет.

– А можешь посмотреть одну тетеньку? Ее принял дежурный, но… по факту он ее не принимал. Просто посмотрел анализы и сразу назначил капельницу, – пододвигает ко мне историю болезни. – А она говорить не может и двиг…

– Не тараторь. Дай сконцентрироваться, – чтоб я еще раз так нажрался.

– Мне кажется, дело не в диабете. Да, у него куча больных и он не успевает, но, мне кажется, он просто… тупой.

Что недалеко от правды, судя по фамилии дежурного. Башка вдруг резко начинает болеть с новой силой. Но при этом я четко осознаю, что несмотря на ее образ, у Эли есть все зачатки стать вполне хорошим врачом. В ней нет пофигизма и равнодушия.

– Пойдем, посмотрим ее.

Ощущение, что передо мной стоит ребенок. Такой радостный и пока еще наивный от того, что чуйка не подвела. Так и вижу «ну я же говорила». Но при этом держится и молчит. Хотя очень хочет говорить.

– Спасибо. А давай я тебя прокапаю? – вот не такого я ожидал услышать. – Должно полегчать.

– Надеюсь, это не способ меня грохнуть?

– Ну, я бы так не палилась, а сделала бы все вне этих стен. Делать или нет?

– Делать.

Несмотря на то, что мое состояние оставляет желать лучшего, это не отменяет того факта, что мне не нравится игра в медсестру и больного. Я хочу другого. Вот только в голову не приходит ничего, чтобы начать разговор. И вновь отличаюсь идиотизмом, когда хватаю ее свободной рукой за ладонь. Только сейчас понимаю, что синяков на ее запястье нет.

– Извини за вчерашнее. Я был не прав.

– Ага. Я тоже. С меня новые трусы.

Аккуратно высвобождает руку и выходит из сестринской, оставляя меня капаться одного. Я моментально вырубаюсь. Очухиваюсь, когда Эля убирает из вены иглу. И, судя по второй бутылке, капали меня долго.

– Теперь я тебе ничего не должна за мое лечение. Мы квиты, – серьезно?

– Так ты только из-за этого делала мне капельницы?

– Не только. Но я не люблю быть должной. Теперь все по-честному. Мне осталось возместить трусы. В понедельник верну деньги за машину. На этот раз ты их заберешь.

– Это типа ты ставишь точку?

– Это я раздаю долги.

Только сейчас понимаю, что она