Шрифт:
Закладка:
– Что ты делаешь?
– У тебя здесь царапина. Я видел, когда вытаскивал тебя из-под кровати.
Я идиотка, раз верю в этот бред. И неустанно наблюдаю за тем, как он наклоняется к моему животу и касается губами кожи чуть ниже пупка. Дыхание спирает от этой ласки. Особенно, когда он продолжает целовать мой живот дальше. Мне определённо пора отсюда уходить.
Неимоверным усилием заставляю себя встать с этого дивана. И только я принимаю сидячее положение, чтобы сбежать от греха подальше, как Потапов одним движением накрывает меня собой, прижимая к дивану. Перехватывает мои руки и, прижав их к подушке, впивается в мои губы, лишая возможности говорить. Наконец, оставляет в покое мои губы, что-то бессвязно шепчет, покрывая поцелуями мое лицо. Проходится губами по моей шее и опускается к груди.
– Остановись, – не знаю, кому это больше говорю. Себе или ему. Скорее, себе. Наутро я точно перестану себя уважать, перейди я сейчас черту. Несмотря на то, что я убеждена, что он ко мне не равнодушен, в реале я могу ошибаться, выдавая свои желания за действительность. А желания меня трахнуть – недостаточно. Мне этого мало. – Я серьёзно. Остановись.
Ноль на массу. И, кажется, мне впервые наедине с ним становится не по себе. Он, черт возьми, пьяный. Наши силы априори не равны.
– Серёжа. Не надо, – почти вскрикиваю, когда он спускает бретельки платья, оголяя грудь. Тянется к груди, вбирая в рот сосок. – Хватит! – только сейчас понимаю, что он давно не держит мои руки. Упираюсь ладонями в его грудь и отталкиваю.
– Игра затянулась, не находишь?
– А я с тобой сейчас и не играла. Шутки шутками, но я не тарелка, из которой можно поесть, когда тебе приспичит, – в спешке натягиваю платье и стопорюсь, услышав:
– Да, ты необычная тарелка. Дорогая.
Замахиваюсь, дабы ударить по его лицу, но, несмотря на алкоголь, он ловко ловит мою руку.
– Пока не перестанешь воспринимать меня как, пусть и дорогую, но б/у вещь, тебе ничего не светит. Понял?!
– Что-нибудь еще?
– Если не готов подправить в себе аномальную извилину и предложить что-то нормальное, даже не думай меня трогать.
– Хочешь, чтобы я соврал?
– Хочу, чтобы ты этого захотел сам.
– Этого?
– Нормального, а не потребительского. Пусти мою руку.
Благо мою ладонь он действительно отпускает. Встаю с дивана и хватаю свою сумочку. Прохожу в прихожую, но Потапов тут же выдергивает из моей руки сумку.
– Куда собралась, сударыня?
– В свои покои, сударь.
До меня не сразу доходит, что он забрал не только мою сумку, но и туфли. И… ушел в спальню.
– Что ты делаешь?!
– Спокойной ночи.
– В смысле?
– В прямом. Накормила кота ты. Значит, и убирать за ним, когда он нагадит, будешь тоже ты. Ты, кажется, хотела спать, вот и спи.
– И где мне спать?
– Где хочешь, там и спи.
– Ты дурак? Верни мне сумку и туфли!
– Спокойной ночи, Эля.
– Прекрати!
– Что непонятно из того, что я сказал? Каждый ответственен за свои поступки. Утром вымоешь полы, зашьешь трусы и уберешь за котом. И только после этого ты покинешь мою квартиру. А спальное место выбирай сама. Спойлер: на кровати удобнее.
Глава 28
Глава 28
Краем глаза кошусь на стиральную машинку, на которой расположились Элины туфли и сумка. Я точно двинулся головой, если взял их с собой в ванную, чтобы она их не сперла, пока я привожу себя в порядок с помощью прохладной воды. Которая, увы, ни на грамм не помогает.
Не на такое продолжение вечера я надеялся. И уж точно не рассчитывал, что она молча сядет на диван и даже не попытается забрать свои вещи. Молчаливая, серьезная Эля – вообще не про рыжую. Остается только за волосы подергать, чтобы обратила на меня свое царское внимание.
Поворачиваю кран на холодную воду и подставляю голову. Охрененно отрезвляет. Хотя не так сильно, как звук захлопывающейся входной двери.
Сам не понимаю, как вылез из душевой и оказался в подъезде в одном полотенце. Босой и мокрый. Бегает Эля в моих тапках значительно хуже, чем я босой. Как только достигаю ее, дергаю за руку.
– Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
– Ты совсем головой тронулся? – окидывает меня взглядом и тут же одергивает ладонь. – У меня завтра смена, мне надо домой!
– У тебя сутки в воскресенье.
– Рада, что ты так хорошо осведомлен о моих рабочих буднях, но я поменялась. Что впрочем тебя не должно касаться.
– Я отвезу тебя утром сам.
– Нет!
– Да. Хотя мы оба знаем, что у тебя завтра нет никакой смены.
– Отстань от меня, – в очередной раз отталкивает меня в грудь.
Тут же делает шаг вниз, но я хватаю ее за запястье и, больно сжав, тащу за собой по лестнице вверх. Она пытается одернуть руку, но меня это еще больше подначивает сжать ее запястье сильнее. Даже тронутой башкой понимаю, что это уже не наши игры, в виде: кто кого словесно подденет. Я делаю ей больно. Не удивлюсь, если утром увижу синяки. Правда, саму Элю увижу, только если все соседи не сбегутся на ее крики. А уж что будет, если они увидят полуголого босого мужика, пытающегося затолкнуть девчонку в квартиру, даже думать не хочу.
– То в его носках, то в его тапках. Ну ладно ты, прекрасная девочка Эля, это уже привычно, но ты-то куда в чем мать родила на босую ногу? Тут кака на полу, Сереня, – вот только Дани мне еще не хватало!
– Помоги мне! Пожалуйста.
И ладно, если бы сказано это было в шутливой форме, но даже Даня понял, что просит Эля по-настоящему. И верещит так, словно я ее насилую. Хотя, надо признать, что совершаю я с ней полную дичь, смахивающую на самое что ни на есть насилие.
– Иди в квартиру, пока соседи тебя не запечатлели в таком виде, – вполне серьезно произносит Даня. Хоть я и неимоверно злюсь, осознаю, что это лучшее решение.
Останавливаю взгляд на Эле и все же нехотя, но поднимаюсь в квартиру. Надеваю первую