Шрифт:
Закладка:
Раз!
–Стой!– в ужасе закричал Тейге, крутанул в руках кинжал, перехватывая за лезвие, и замахнулся.– ПРЕКРАТИ!
В этот же миг священник, распластавшийся на полу, со стоном перекатился и ухватил брата за ногу. Наверное, только это и спасло Липу: кинжал серебристой молнией просвистел над ухом и звякнул где-то позади.
«Сволочь!»
Липа с удвоенной злостью снова ударила по колбе.
Два!
По стеклу побежали трещины.
–Ему еще рано! НЕТ!
Три!
Тейге пнул Таддеуса по ребрам и кинулся к колбе, пытаясь ладонями зажать прорехи:
–Нет, нет… Его питание…
–Но было поздно. Густая персиково-желтая жижа начала сочиться сквозь его пальцы, с каждым мгновением все сильнее, пока наконец не брызнула во все стороны. Давление жидкости взорвало стекло изнутри. В воздухе запахло сладким медом и полевыми цветами.
По Тейге стекали ручейки раствора, в котором раньше плавало изуродованное, сшитое из разных кусков тело, впитываясь в ткань куртки. Лицо его исказилось. Казалось, он вот-вот расплачется.
–Что ты наделала, идиотка?– простонал он.– Он же еще совсем маленький. Какой же нужно быть сволочью, чтоб поднять руку на младенца…
«На младенца?! Что за бред!»
Липа перевела взгляд с окончательно свихнувшегося маньяка на кошмарную фигуру в разбитом сосуде. В тот же миг ее прошило разрядом чистейшего ужаса, а сердце пропустило удар. Насекомоподобный монстр пошевелил жвалами и медленно, неуверенно согнул левую руку в одном из локтей.
Не бывает благородной жизни без знания о бесах и без постоянной борьбы с ними.
Липа выбежала первой, оставляя кошмарные «ясли» позади. Но не успела вздохнуть с облегчением, как за спиной заскрежетали запорные механизмы. Она обернулась в поисках Виктора, но сначала увидела лишь, как по полозьям медленно катится дверь, спеша закрыться.
–Витя!!!– закричала она, ринулась обратно и схватилась за край двери, силясь ее остановить.
Он был все еще там, в логове маньяка-таксидермиста, и тащил к выходу бессознательного священника. У разбитой колбы, не обращая на беглецов внимания, причитал Тейге, окончательно слетевший с катушек:
–Тебе рано вылупляться, малыш, тебе еще рано…
Существо пронзительно стрекотало, щелкало жвалами и билось в судорогах, а безумный создатель многоразовым шприцем вкалывал ему жидкости из старинных пузырьков. Липа поморщилась, чувствуя, как все происходящее сворачивается у нее внутри тошнотворным узлом.
–Витя! Быстрее!– крикнула она, переводя взгляд.– Дверь закрывается!
Оставалось еще несколько метров. Лицо Виктора уже покрылось испариной, он пошатывался, но упорно шагал вперед и, сжимая в пальцах ткань рясы, волочил за собой Таддеуса.
«Быстрее! Ну!»
Липа встала в проем, прижалась спиной к косяку, а ногами уперлась в край дверного полотна. Механизм жалобно заскрипел, а бедро прострелило острой болью.
«Да твою мать!– мысленно взвыла она, но дверь не отпустила.– Брось ты его! Беги! Скорее!»
Так и хотелось прокричать Виктору эти слова, но вместо этого Липа прикрыла глаза и на чем свет стоит обругала проклятый квест.
–Спасибо!– вдруг раздалось рядом. А затем они все повалились на пол. Механизм вновь заскрипел, закатывая дверь.
–Я все равно убью тебя, брат! Снова!– донесся с той стороны полный злобы вопль.– Всех вас убью! Вы еще долго буде…
Дверь наконец закрылась, отсекая угрозы безумца, и наступили долгожданные тишина и спокойствие. В воздухе приторно пахло медом и цветочной пыльцой. Подол пляжного платья Липы вобрал в себя сладкое амбре раствора из колбы – пока она неслась к двери, успела пару раз поскользнуться и рухнуть в янтарную жидкость, что прежде питала «муравья». Теперь в носу нестерпимо свербило и щекотало, вынуждая чихать и тереть лицо.
Липа лежала на ком-то из мужчин и смотрела на красивый купольный потолок, который будто ажурным зонтиком накрывал комнату. Зелено-золотистая роспись меж светлых балок-спиц вилась ровным узором. Легкие, чуть красноватые вкрапления фресок добавляли сложному орнаменту теплоты и уюта.
«Это что, ангелы? Купидоны?»
От созерцания возвышенного и прекрасного отвлекала боль. Бедро словно пульсировало, простреливая куда-то в поясницу, и Липа застонала.
–Ну ты как?
Мужчина под ней пошевелился, оказавшись Виктором. Он обнял ее, чуть поглаживая ладонями ее плечи. А Липа перевернулась и легла щекой на его грудь.
–Нога болит,– вздохнув, пожаловалась она.– Есть хочу. И спать.
Виктор погладил ее по волосам:
–Ничего, Лип, ничего. Скоро выспимся. И объедимся… Кстати, что ты любишь?
–Да какая разница.
–Эй, не раскисай! Посмотри,– он обвел рукой пространство.– Мы прошли! Муравьев нет.
Липа нехотя поднялась, приваливаясь спиной к стене. Рядом сел Виктор. А Таддеус так и остался лежать ничком: приводить его в чувство не было ни сил, ни желания. Липа окинула взглядом помещение: насекомые тут и правда отсутствовали. Светлую просторную комнату в спокойных песочно-бежевых тонах вообще можно было бы назвать пустой, если бы не мраморный постамент по центру да семь агрегатов, расставленных по кругу вдоль стен и сильно смахивающих на автоматус, в который они играли на фуд-корте. Только корпуса этих были не обшиты деревом, а отделаны мелкой мозаикой цвета слоновой кости. В центре фронтальной панели из той же мозаики складывалось изображение животного, дублирующее картинку с карт. Увидев их, Липа снова не сдержала стона, в этот раз от разочарования.
«Это еще не конец! Опять…»
В стенах рядом с каждым автоматусом красовались стрельчатые витражные окна. Некогда яркие краски выцвели и поблекли, став почти прозрачными. Присмотревшись, Липа обнаружила за ближайшим витражом ряд саркофагов.
«Там крипта! Слава богу, хоть здесь жертв не будет! Испытание несложное».
–Таддеус, да?– Виктор склонился над священником.– Эй! Ты живой вообще? Давай, друг, не время спать.
Мужчина зашевелился, простонал что-то бессвязное. Но Виктор настойчиво тряс его за плечо, и Таддеус наконец открыл глаза. А узрев расписной потолок, тут же перекрестился, вскочил на ноги, достал четки и зашептал молитву.