– Я заметила, ты никогда не купаешься.

Он с гримасой кивает.

– Я ненавижу воду! Это укоренилось во мне.

Она сочувственно улыбается ему.

– И у тебя нет никаких воспоминаний о своей матери?

– Ни одного. Это самое ужасное. Я знаю, что она спасла меня. Но это все. Мне было четыре года.

Она сжимает его руку в своей. Она ободряет его взглядом.

– Совсем малыш…

– Она тоже была очень молода. Она много гуляла, ей нравились вечеринки. Я был незапланированным ребенком. Меня вырастила Иоланда.

– А где была Иоланда, когда вы вернулись с пляжа? Если вы вернулись с пляжа?

Артуро кивает. Затем погружается в свои воспоминания или, по крайней мере, в то, что ему могли сообщить о них.

– Да. Когда мы вернулись в дом, моя мать была очень слаба. Иоланда помогла ей лечь и спустилась на кухню. Затем появился мой отец, в ярости. Он отправил ее за покупками на рынок.

– Это Иоланда тебе рассказала? – спрашивает Манон, чтобы убедиться в правдивости рассказа.

– Да. Когда она вернулась, Жоржа там уже не было, моя мать спала в своей комнате, а я – в своей. В 17 часов Иоланда покинула свою работу. Это была пятница. Она вернулась только в понедельник утром. Моя мать умерла во время игры в теннис в субботу днем.

– Это то, что сказал тебе твой отец?

– Да.

Манон хмурится. Она пытается читать его мысли.

– И ты в это веришь?

– Я не знаю. У меня это вечное сомнение. Жорж может быть жестоким. Но я уверен, что он не убил бы ее намеренно. Он был без ума от моей матери. Затем он полностью разрушил себя. Я вырос с отсутствующим отцом. И злым.

– На тебя?

– На меня, на себя, на всех. Он злится на меня, я это знаю. За то, что я взял круг, за то, что стал тем, кем являюсь сегодня.

Манон берет его за руку и смотрит на него с состраданием. Она понимает его внутреннюю драму. В конце концов, она чувствует себя так близко к нему.

– А как же Тина?

– Тина всегда была рядом со мной. Она может быть суровой. Но она неустанно заботилась о нас. И об агентстве тоже. Это стало ее детищем, почти больше, чем для Жоржа.

– Ты думаешь, она стала бы покрывать твоего отца?

Артуро опускает глаза, задумывается. Для него все так запутанно. Он погружается в свои воспоминания. Это все еще больно. Мужчина вздыхает, поднимает голову и ловит взгляд Манон.

– Я помню ее похороны… В церкви было так много людей. В тот день Жорж организовал самое замечательное мероприятие агентства. Тина держала меня за руку. Отец не смотрел на меня. Потом он уехал, я думаю, за границу. Иоланда и Тина поселились дома.

Он делает паузу, отрывает небольшой кусок кожицы вокруг ногтя и продолжает. Его голос становится хриплым.

– Я не уверен, что хочу знать больше. Во всяком случае, не сейчас.

Манон не может больше ничего разглядеть на его измученном лице. Она сжимает его в объятиях.

– Бедный Артуро… Ты вырос со всем этим. Это не просто.

– Ничего никогда не бывает простым. Я хочу, чтобы мне удалось выбраться из этого.

– И ты справляешься с этим?

Артуро закрывает глаза. Когда он снова открывает их, Манон может поклясться, что он плакал. Он опускает руку в карман, закуривает сигарету и подходит ближе к открытому окну, чтобы не беспокоить ее.

– Иногда, но не всегда. Я прочитал высказывание Нельсона Манделы «Мужество – это не отсутствие страха, а способность победить его». Я часто боялся жизни, боялся взять на себя обязательства, боялся потерять близких.

– А как насчет сегодняшнего дня?

Эмоции мешают ему говорить громче. Он шепчет.

– Я стараюсь меньше бояться.

– У тебя это хорошо получается, – заключает она, смеясь. – Давай отложим дела и пойдем выпьем с остальными!

Он поднимает ее на руки и заставляет взлететь в воздух, тоже смеясь.

– И к черту томатный сок!

– О, да!

Ибица, вилла Stella,

19 апреля, 23 часа 30 минут

На вилле Stella вечеринка в самом разгаре. Вокруг бассейна и тротуарной дорожки горят свечи. Шезлонги заняты веселыми людьми. Все выпивают.

Для Манон не может быть и речи о том, чтобы ложиться спать в 23 часа. Она в полном порядке, с коктейлем кайпиринья в руке! Это ее третий бокал, но ей все равно. Она громко смеется и шутит с гостями.

По праздничному случаю Манон отказалась от бежевого и черного. Жанна одела ее с ног до головы: длинное золотистое платье с разрезом, тиара принцессы цвета фуксии, серьги-гвоздики со стразами и босоножки с ремешками, которые доходят до середины икры. Ее волосы густыми локонами спадают на плечи, на грудь, почти оголенную глубоким вырезом платья.

– Вау! Ты слишком красива! – повторяет Жанна. – Словно Чудо-женщина. Не верю своим глазам.

Готовясь, они рассказывают о своих планах:

– Когда я вернусь, я сразу же поеду к своей матери и Тео. Я хочу помириться с ними. Благодаря вам я многому научилась за последнее время, в основном благодаря тебе, моя фея Жанна.

– Чему, к примеру?

Манон моргает ресницами, накрашенными бирюзовой тушью, и на мгновение задумывается.

– Я узнала, что момент имеет ценность, что предметы ничего не стоят по сравнению с человеческим общением, что двигаться вперед, не разобравшись с прошлым, невозможно.

– Отлично!

Манон хватает низ своего длинного платья принцессы, закручивает его вокруг себя и продолжает:

– А также о том, что нужно снова и снова верить в свои мечты, что нет ничего более сказочного, чем единорог, и что, хотя единороги не существуют, ничто не мешает претворить фантазию в жизнь.

– Это то, чем занималась твоя мать, верно?

– Да, несмотря на тяжелую работу и вспыльчивого мужа, она старалась смеяться, мечтать, улыбаться и уводить нас в параллельный мир. Я все сломала.

Жанна хватает свою волшебную палочку. На эту последнюю вечеринку она действительно надела костюм феи Динь-Динь.

– У тебя еще есть время наверстать упущенное.

– Я попытаюсь. А как насчет тебя?

Жанна показывает путеводители, сложенные стопкой на ее столе.

– Я сейчас сверяюсь с маршрутом, уезжаю…

– Одна?

– На данный момент – да. Но ты можешь присоединиться ко мне… Ну, если только ты не решишь продолжить с Маттео.

Манон отвечает не сразу. Она прищуривает глаза и потирает нос.

– Маттео – бабочка, он любит порхать. Захочет ли он продолжать? Я не знаю. Но он тоже хочет поехать к моей матери.

– Почему бы и нет?