Душегубы согласились.

— Тогда, хлопцы, план такой. Этих троих мы убьем. Спешить не будем, позабавимся. Но перед тем уважим старого рыцаря. Кто примет его вызов?

— Я! Я выйду! — раздалось в ответ.

Вызвались добровольцами вообще все. Шляхтича саблей не напугаешь. Может, кто и не хотел сражаться с пусть старым, но рыцарем, но струсить и показать, что струсил, намного хуже, чем струсить и не показать.

— Пойдем-ка мы все во двор, — сказал Атаман.

Все вышли на задний двор. Туда, где стол под навесом, где яма с двумя решетками для собак и медведя, где площадка для славного поединка. Там же стояла не замеченная Лаской ранее виселица.

Ласку, Вольфа и Бенвенуто, не пожалев веревки, привязали к столбам навеса. К каждому приставили персонального часового.

Доминго взлетел на виселицу и сел там рядом с большим черным вороном.

Кшиштоф взял за плечо одного из душегубов и приказал ему с двумя друзьями зарядить аркебузы и быть готовыми по команде залпом снять с виселицы попугая.

Под ногами скрипел свежий снег. Легкий морозец тронул лица. Солнце клонилось к закату, но еще давало достаточно света.

— Будешь биться за троих? — спросил Атаман.

— Буду, — ответил Станислав и подкрутил седой ус.

— Ну-ну, — Атаман взглянул ему в глаза и первым отвел взгляд.

— Первым идет Казимир с саблей русского, — объявил Атаман, — Вторым…

— Я, — сказал Анджей.

— Нет, твой ученик Вацлав. Третьим я.

— Четвертым я, — настоял Анджей, и некоторые даже рассмеялись. Какой может быть четвертый после Атамана.

Ласка подумал, что Атаман — лучший боец, а не пошел первым и вторым, потому что хитрый. Если рыцарь окажется так себе, то с ним биться неинтересно, пусть практикуются младшие сильные бойцы. А если он рыцарь действительно сильный, то пусть на двух боях устанет и покажет, чего от него ждать.

Как польский рыцарь, Станислав носил не саблю, а меч. Длинный колющий меч немецкой работы. Первым вышел Казимир, которому досталась сабля Ласки. Станислав разделал его в два удара и один укол. Ласке даже показалось, что заговоренная сабля не хотела рубить рыцаря.

Вторым вышел Вацлав. Тоже с саблей, но со своей, привычной.

Вацлав ловко подшагнул под удар, прикрываясь клинком острием книзу. Такой прием весной Анджей использовал против Богдана. Меч Станислава скатился вниз по подставленной сабле, и душегуб в продолжение приема опустил руку, ударив локтем по локтевому сгибу, и кистью довернул саблю в лицо рыцарю.

Но Станислав одновременно прогнулся назад, пропустив удар мимо лица, и нанес удар обратным лезвием. Хотя Вацлав заблокировал предплечье, но свободы движения руки и особенно кисти хватило, чтобы забросить клинок в сторону локтя, а длины меча хватило, чтобы достать душегуба по голове.

Шапка погасила удар, но душегуб вывернулся, сразу ударил в голову и попытался отскочить. Не успел. Станислав присел и хлестким ударом рассек Вацлаву голень.

Душегуб отскочил на шаг. Рыцарь перешел в атаку. Быстрый удар в голову, удар в ноги. Удар в голову, удар в ноги. Душегуб парировал, отступая. Но на раненой ноге маневрировать сложно.

Удар в голову, нет, не такой же! Станислав подхватил навершие меча левой рукой и нанес удар из «положения быка». Удар двумя руками при поддержке мускулов всего тела, с толчком опорной ноги и с поворотом корпуса.

Вацлав взял защиту саблей над головой и не успел понять, что на этот раз вражеский клинок не скатится по изогнутому лезвию.

Рыцарь подправил траекторию удара, и меч врезался в саблю под прямым углом. Ладно бы меч падал просто сверху, но он шел с потягом. Саблю душегуба снесло вниз, и тяжелый меч обрушился на его голову сбоку.

Брызнула кровь, и Вацлав упал как подкошенный.

— С саблей я бы на тебя не вышел, — сказал Атаман.

Станислав кивнул, переводя дух. Раненого потащили к крыльцу, и его кровь оставила на свежем белом снегу широкую красную полосу.

Анджей забежал в дом и вернулся с пузырьком живой воды, который Чорторыльский забыл на столе. Половину вылил на рану, половину вылил в рот. Вацлав страшно заорал. Рана на голове покрылась желтой пеной, запахло серой и жженым мясом. Такой же желтой пеной вспыхнули язык и губы. Раненый издал тяжелый утробный стон и испустил дух.

Рядом как будто кто-то мерзко хихикнул. Наверное, черт, появившийся, чтобы скинуть в ад проданную душу покойного.

— Да это отрава какая-то, а не живая вода, — растерянно сказал Анджей, — Пан не сдержал слово.

— Потому что пан Люциус — черт, — сказал Вольф, — С чертом у Ласки договора не было. Развязывайте нас, зовите священника освятить дом и живите как жили, только с паном Атаманом во главе.

Анджей задумался.

— Там еще на втором этаже сундук с сокровищами, — добавил Вольф, — Пока пан Люциус не вернулся, могу помочь открыть. Все ваше будет.

— И так все наше будет, — сурово сказал Атаман, — Но вы этого не увидите.

— Почему?

— Потому что знаете слишком много. Так, хлопцы? Если мы этих отпустим, они на весь мир раззвонят, что мы тут не просто душегубы, а под чертом ходили. Надо оно нам?

— Не надо! — подтвердили хлопцы.

— Если тебя зарублю, твои друзья отпустят моих? — спросил Станислав.

— Если зарубишь? — рассмеялся Атаман.

Половина душегубов тоже рассмеялась. Остальные, похоже, не знали, что Атаман неуязвим для стали, свинца и серебра.

— Если зарубишь, то старший он, — Атаман кивнул на Кшиштофа.

— Не отпустим, — сказал Кшиштоф, — Пан Люциус приказал твоих друзей убить. И без пана Люциуса им тоже не жить. Ты за смертью сюда пришел, рыцарь.

— Это мы еще посмотрим.

— Ха! Богдан, — обернулся Атаман,