Двуреченский Викентий Саввич, 1873 года рождения. В приснопамятном 1912 году, когда его должны были подстрелить в Сандуновских банях, а опер из будущего в коллаборации с телом бандита из прошлого в буквальном смысле закрыл его грудью, Двуреченский… нет, не исчез. Исчезли страницы из его дела. На месте соответствующего досье зияет пустота. И лишь небольшой кусочек вырванной бумаги, без всякого текста, сигнализирует о том, что здесь когда-то что-то было. Ай да Викентий Саввич… Вернее, ай да Игорь Иваныч Корнилов…

За окнами уже почти стемнело. Бурлак хочет уже уходить из пустого читального зала. Но слышит из коридора чьи-то шаркающие шаги.

В дверях сначала показывается знакомая седая борода. И только потом появляется весь Ильич, целиком. Тот, что древний охранник архива.

– Простите меня, ваше высокоблагородие, – говорит старик, чуть не плача.

– Да за что же, Ильич, мне тебя прощать?

– Простите, уж простите меня, но… Вас тут ищут, и не очень хорошие люди, надо полагать…

– Кто же это?

– А вот мне сие неведомо.

– Как же ты решил?..

– Ну, глаз-то наметанный, – уклончиво объясняет старик. – Зато могу вас вывести отсюда по служебному коридору, который им недоступен. Только дела сдайте.

Быстро оценив ситуацию, Бурлак командует:

– Веди!

Коридор оказывается не просто служебным, секретным и мало кому известным, но еще и разветвляющимся – целый подземный лабиринт.

Наконец, Бурлак и его провожатый выходят из здания архива во двор.

– Вам туда, к Нахимовскому проспекту, – показал старик. – Авось не заметят…

– Спасибо, Ильич! Но ты мне все-таки шепни, кто это был, да?

Помявшись, Ильич прислоняет тонкие губы к уху оперативника и по слогам произносит:

– Кэ-Гэ-Бэ.

Бурлак оборачивается на сторожа. Они многозначительно смотрят друг на друга.

7

Уйти от КГБ было весьма проблематично и до официального расформирования этой структуры в 1991-м. Но, как выяснилось, не сделать этого и в 2023-м.

Капитан Юрий Бурлак обнаруживает себя сидящим в кабинете необычной формы на Лубянке. Узкий, но порядка тридцати метров в длину и вдобавок с четырехметровыми потолками – все вместе производит впечатление огромной залы, снятой камерой типа «рыбий глаз».

А во главе уходящего вдаль стола восседает человек с погонами подполковника ФСБ.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович! Давайте сразу представлюсь – Геращенков Дмитрий Никитич, руководитель подотдела «Б» отдела сто четырнадцать Первого Главного управления Федеральной службы безопасности. А также один из основных кураторов операции по вашему возвращению домой.

Спецслужбист не по-военному протягивает экс-попаданцу руку, тот делает пару десятков шагов навстречу и пожимает ее.

Так… Геращенков Дмитрий Никитич. Сын полковника Никиты Юрьевича Геращенкова, который в ранге и.о. возглавлял весь 114-й отдел КГБ, самый секретный во всей службе. Если верить Двуреченскому, то есть Корнилову.

– Вы все верно поняли. – Геращенков-младший смотрит Бурлаку прямо в глаза и как будто читает его мысли. – Отец скончался в 1996-м. От старости. Теперь часть его функций доверены мне.

– А как же… – хочет что-то добавить Бурлак.

– Ничего подобного. – Геращенков-младший умеет снимать даже не заданные вслух вопросы. – Садитесь, пожалуйста.

Бурлак садится. Но невольно продолжает рассматривать необычный кабинет. Хотя и не столь явно, как это сделал бы иной обыватель. У оперативника в гораздо большей степени, чем у последнего, развито, к примеру, периферическое зрение.

– Хорошо добрались?

– Сюда или… – переспрашивает Юрий. И сам же осознает, насколько глупо, наверное, он сейчас выглядит.

– Или, – уточняет офицер ФСБ.

– Ну, более-менее.

– Хорошо. Что-то смущает?

– Эээ… Вообще или…

– Вообще.

Юра вздыхает. Попробовали бы сами такое сформулировать.

– Ну же, не стесняйтесь. У вас есть два вопроса. Задавайте. – Бесстрастный чекист впервые демонстрирует легкую степень нетерпения.

– Хорошо. Скажите, что случилось с Двуреченским?

– Это вы нам скажите!

– Я не знаю.

– Эх! – Подполковник дергает плечом. – Все банально, вполне банально. Знаю я, куда он убежал! Все они бегут в Америку! Как будто там медом намазано… Мы сообщим нашим коллегам из аналогичной службы при ФБР, и они отыщут дезертира.

– И вернут вам? – предполагает Бурлак, испугавшись как за товарища, так и за свои деньги.

– Если бы… Возьмут его за горло и заставят стать донатором. Помогать своим американским гениям, как мы в России помогаем своим. А нам – шиш!

На какое-то время оба замолкают. После чего собеседник продолжает:

– Следующий вопрос.

– Викентий Саввич хотя бы жив?

– А как вы себе это представляете для человека тысяча восемьсот семьдесят третьего года рождения? – столь же буднично интересуется визави.

– Ну да, ну да…

– А здесь вас все устраивает? – в свою очередь спрашивает спецслужбист.

А вот это интересный вопрос.

– Некоторые вещи как будто поменялись после моего возвращения, – признается Бурлак.

– Возможно.

– Возможно, своими действиями в прошлом я поменял будущее?

– Я этого не говорил. – Офицер ФСБ дает обратную. – Я сказал, что, возможно, какие-то вещи, уточню также, что довольно незначительные, которые не носят характера жизни и смерти, могли поменяться. Но я не говорил, что из-за ваших действий там.

– Ну, хоть так…

– Поспешу вас успокоить: мы со своей стороны сделали все, чтобы ваша жизнь или жизнь ваших близких не претерпела сколько-нибудь заметных изменений.

– Спасибо.

– Пожалуйста… Ну, задавайте последний вопрос. Последний по времени, но не по значимости для вас.

Бурлак задумывается. Мяч как будто на его стороне. Но он опытный переговорщик. И умеет считывать подтексты.

– Я вижу, что и вы хотите задать мне один вопрос. Давайте по очереди.

– Принято. – Геращенков впервые улыбается, встретив достойного оппонента. – Вы хотите работать на нас? Путешествовать во времени? Встречаться в прошлом с великими людьми? Вмешиваться в исторические процессы или, наоборот, не позволять другим в них вмешиваться?

– Я не думал об этом.

– Вы лукавите.

– А вы знаете, о чем я сейчас думаю?

– Ну, догадываюсь.

– Тогда мой последний вопрос. И он касается Риты.

– Вы же прочитали о ее печальной судьбе в личном деле?

– Прочитал.

– И?..

– Можно ли что-то изменить? Ну, чтобы она прожила дольше? Или, по крайней мере, не умирала столь страшной смертью под колесами трамвая? Вряд ли изменение судьбы рядовой гражданки способно привести к сколько-нибудь серьезным последствиям на уровне страны или мира.

Геращенков встает из-за стола и решает пройтись вдоль окна.

– То есть Оксаны Александровны вам мало?

– Я этого не говорил.

– Но подумали… И что же такого вы нашли в этой Рите? Вы же понимаете, что она вам не пара. Сирота, выросшая на Хитровской площади. С юности продавала свою красоту за деньги. Была женщиной Хряка. Даже Казак такой побрезговал. А потом вышла замуж за другого бандита…

– Вы не видели ее лично, а я говорил с ней, был с ней…

– Хм… Принимается. Ну, допустим.

– Допустим что?

– Допустим, мы придумаем, как уберечь ее от гибели под колесами трамвая. Взамен вы готовы поработать на нас?

– Да хоть завтра!

Возможно, в моменте реплика экс-попаданца и выглядит несколько странной, преждевременной и даже самонадеянной. Но, конечно же, Бурлак уже рассматривал возможность новых путешествий во времени, начав задумываться об этом задолго до возвращения «оттуда».

– Вам можно верить? – на всякий пожарный переспрашивает Юра, хотя и понимает, что ответ спецслужбиста, даже положительный, абсолютно ничего ему не гарантирует.

– А что вам остается?

– А если я побегу сейчас на центральные каналы и раструблю