Кукуян снизошел? И от предателя Петра? Раз, два… четырнадцать! Совсем совесть заела? Решил напоследок выговориться, прежде чем нож в спину втыкать по рукоять? Мама – тоже телефонировала.

Матери ночью звонить – только волновать лишний раз. Петр с Оксаной заслуживают ответного звонка меньше всех на этом свете. Ну а Кукуян? Он не самый плохой полицейский начальник. Да, громкий, да, часто избирательно вредный и несправедливый. Но это больше от эмоций, чем от ума. По-крупному Юру не подставлял, а несколько раз и вовсе выручал. Бурлак решает перезвонить ему.

– Алло, Валентин Сергеич! Это Бурлак. Вы мне звонили…

– Бурлак! Египетская сила! А мы тебя обыскались! Всем отделением ищем. Петр себе места не находит, говорит, что ты в опасности. Ты где, Бурлак?! Куда ракеты с самонаводящимися головками посылать да вертолеты с парашютистами?

– Э… Этого не надо. На Волоколамском шоссе я. Еду в отдел.

– Не едь, а лети давай! И думай, как объясняться будешь. Мои седые волосы твоей шкуры не стоят!

Кукуян еще долго использует обсценную лексику. Но в этих криках есть даже что-то теплое. Значит, по-своему волнуется за подчиненного, принимает его исчезновение близко к сердцу.

7

Экс-попаданец ловит такси. Таксист – гость из ближнего зарубежья – время от времени поглядывает в зеркало заднего вида. Подозрительный какой-то. А не поговорить ли с ним? Заодно кое-что узнать…

– Какой сейчас год? – решает спросить Бурлак. Как бы глупо это ни прозвучало.

Таксист смотрит в зеркало с вопросительным прищуром. Отвечает с акцентом и не сразу.

– Двэ тысячы… нэ помню, брат…

Ничего себе!

– Двэ тысячы двадцать трэтий, брат, – исправляется водила.

Уфф, отлегло…

– А почэму ты спрашиваэшь?

– Тоже не помню.

– Ааа…

Дальше едут молча.

8

В отделении Бурлака встречают теплее, чем он рассчитывал. Как будто искренне рады его возвращению. Навстречу бежит Петя, хочет брататься. Но Бурлак обдает напарника холодом. А потом еще какое-то время спиной чувствует жжение от взгляда бывшего друга.

В кабинете шефа уже собрался целый консилиум. Кукуян с порога «приобнимает» блудного Бурлака, отчего тому делается больно, и ведет во главу стола, рядом с собой.

– Рассказывай, где, мать твою, тебя носило?.. – Полицейский начальник не привык любезничать, но сейчас явно сдерживается, чтобы не заорать в голос, а еще до кучи что-нибудь не разбить в своем кабинете, хоть бы и фейс подчиненного.

Следом заходит и Петя Рогинский. У него смущенное выражение лица. Как будто не до конца понимает, что происходит.

Бурлак же теперь вообще ничего не понимает.

С горем пополам он рассказывает наскоро придуманную версию про то, что получил от неких бандитов сигнал о стрелке. И он не дурак, конечно, в одиночку идти на встречу с неизвестными – бандиты были ему знакомы. Так, мелочь с района, на их счету наркота, угоны, небольшие кражи. Дело казалось плевым, ставки невысоки, надобности в подмоге никакой не было. Приехал на Волоколамку. Но бандитов там не встретил…

Бурлак смотрит на себя в зеркало. А вернее – в стеклянную дверцу шкафа с подарочными слонами в кабинете начальника. Как будто даже и не избит особо, так – одна ссадина.

– Таксист, гаденыш, дверь открыл не вовремя, прямо по глазу мне и заехал, – врет Юра и трет ушибленное место.

Ну, не рассказывать же, в самом деле, про события на ночном шоссе, о которых он и сам в точности не помнит. И тем более о путешествиях во времени, которые все больше походят на дурной сон…

– Иди отсюда, – бросает разочарованно начальник. Как будто с бо́льшим удовольствием послушал бы как раз воспоминания о дореволюционной России.

В коридоре Бурлак таки сталкивается с Петей. Тот следует за ним по пятам. Не отвертеться. Придется поговорить.

– Юра! Ты чего такой? – Предатель начинает разговор первым.

– Какой такой? – Бурлак почти и не скрывает раздражения.

– Как не родной… Бесишься из-за шоколадки?

– Какой шоколадки?

– Достал уже отвечать вопросом на вопрос… Из-за последней шоколадки, которую я урвал сегодня в буфете. Ты потом еще полчаса дулся, что тебе чай не с чем пить.

Странно. Бурлак совершенно не помнит этого эпизода. Согласно его воспоминаниям, он лично не виделся с Петром довольно давно. И вообще не любит сладкого! Не то что с шоколадкой, а даже с сахаром чай никогда не пьет.

– Ну да. – Юра решает немного подыграть, а заодно посмотреть, что будет дальше.

Но Петр соскакивает. А докапываться и оттого вести себя слишком подозрительно тоже не хочется.

– Ладно, друг, вижу, ты не выспался или что-то вроде того, – по-отечески напутствует напарник. – Иди домой, приведи голову в порядок, а встретимся, как всегда, вечером в «Стендапе».

Юрий смотрит на Петра. Как всегда? Да он и не был там никогда. Если капитану не изменяет память… Но для вида кивает, соглашается. Надо только уточнить…

– Эээ… На Белорусской?

– Какой Белорусской, дурик?! – весело огрызается Петя. – На Трубной! Место встречи изменить нельзя.

– В девять?

– В десять! Ну ты вообще… Все, давай, почапал к Кукуяну. Говорят, за нас с тобой будет меня отчитывать, вызвал на ковер зачем-то, хотя год уж не вызывал. Не то наградить, не то распнуть… Скорее, конечно, второе!

Как странно. Кто это говорит? Согласно воспоминаниям экс-попаданца, это он – Бурлак – передавал приказ Кукуяна увидеться с Рогинским. Да и предыдущие вызовы Петра на ковер проходили регулярно…

Петр убегает. А Юра решает проверить свою новую теорию… заехав к маме.

9

В фильмах о путешествиях во времени, когда герои вносят какие-то изменения в прошлое, обязательно присутствует один драматичный эпизод при их возвращении в будущее. Персонаж долго мнется, стоя на пороге квартиры. Ему открывает жена или мать. И… не узнает персонажа. Было бы очень обидно, знаете ли, если бы такое сейчас случилось с ним!

Бурлак действительно не сразу решается нажать на кнопку звонка. А когда нажимает… ничего не происходит. Не звенит и не звонит. Блин, а он ведь реально не помнит – может, звонок был сломан?

Юра стучит в дверь кулаком. Секунды тревожного ожидания. Еще в некоторых фильмах герою сообщают, что мать давно умерла… Фух, пронесло… Из-за двери доносится привычное шарканье тапочек.

На пороге появляется мать. Вроде сменила прическу, но все еще вполне узнаваема. Да и про прическу – он не баба, чтобы о таком помнить…

– Вы кто? – с порога интересуется Валентина Ивановна.

Ну, началось…

– Ой, господи, это ж ты, Юрка! – спохватывается мать. – А я сериал этот смотрела… Этот, как его, на языке крутится… Не помню… Мозги от него совсем набекрень!

Вот такой он ее уже помнит. Такой он ее знает.

– Привет, ма, рад тебя видеть! – Бурлак непривычно тепло обнимает родительницу, так, что она даже легко ударяет его по спине.

– Что ты, что ты! Радикулит! Окстись, отпусти!

– Хорошо-хорошо, просто… давно тебя не видел.

– А кто вчера у меня весь вечер просидел? С Оксанкой своей в нарды играли?

– Оксанкой? В нарды? – не верит Бурлак. И не выдерживает: – Да