Шрифт:
Закладка:
Но однажды я услышала, как он представляется другим людям, и как ни странно, он назвался Вэнь Ченем. Позже я спросила, зачем он это сделал, и он ответил, что я ослышалась. Зачем ему называться чужим именем? Потом я слышала снова, как Вэнь Фу говорил, что он — Вэнь Чень. К тому времени он уже объяснил мне, что в бумаги военно-воздушных сил закралась ошибка и его случайно записали как Вэнь Ченя. Разве он мог поправлять все ВВС? Так что ему пришлось сказать, что Вэнь Фу — его детское прозвище.
Это объяснение показалось мне логичным. Однако позже, перебирая вещи, я нашла диплом и заявление о приеме в ряды военно-воздушных сил. И они принадлежали Вэнь Ченю, покойному брату моего мужа, который с отличием окончил колледж торгового флота. И тогда я поняла: мой муж был недостаточно умен, чтобы самостоятельно попасть в военно-воздушные силы, но ему хватило сообразительности воспользоваться для этого именем покойного брата.
С этого момента мне стало мерещиться, что в муже сочетаются два человека: мертвый и живой, настоящий и выдуманный. Наблюдая за тем, как он лжет, я стала воспринимать его по-другому. Такой спокойный, такой легкий!.. Он был похож на птиц, которые опускались на водную гладь, не вызывая ряби.
Так что я правда пыталась стать ему хорошей женой и пыталась любить ту его половину, которая была не совсем плохой.
С Хелен я познакомилась примерно на третьей неделе нашей жизни в Ханчжоу. Она тогда тоже была очень молода, лет восемнадцати, и, как я слышала, тоже недавно вышла замуж. Нет, не за моего брата, но об этом поговорим позже.
До того, как мы познакомились, я часто обращала на нее внимание: в столовой или на территории монастыря, где мы обе гуляли, или в городе рядом с ним, где мы покупали мясо и овощи на открытых прилавках. Все женщины в монастыре знали друг друга в лицо, потому что нас было только шесть. Среди юных, по большей части, курсантов жениться успели только несколько человек. Американские наставники не привозили с собой жен или подружек и лишь иногда приглашали в свои комнаты распутную местную женщину. Как я узнала потом, всегда одну и ту же, потому что пятеро американцев заразились одной и той же болезнью, чем-то вроде невидимых вшей, которые, как говорили, теперь поселились в помывочной.
На самом деле именно благодаря этим вшам я и познакомилась с Хелен. Едва разошелся слух о них, жены курсантов перестали пользоваться помывочной, и их не переубедило даже то, что монахи продезинфицировали ее. Мы слышали, что вшей убить невозможно и что если они заведутся у женщины, то ее уже будет невозможно отличить от проститутки. Она станет постоянно чесаться между ногами, и облегчение ей сумеет дать только мужчина, если почешет ее еще глубже. Конечно же, я вспомнила остров Чунминдао и себя, покусанную блохами, чешущуюся и кричащую: «Йанселе!»
Женщина, желавшая секса, едва ли не приравнивалась к проститутке, в похоти своей не видевшей разницы между китайцем и американцем, здоровым мужчиной и прокаженным. Такое мнение было распространено среди девушек на выданье. Ну конечно, мы в это верили. А кто стал бы объяснять нам, как оно на самом деле? Ты думаешь, я была одна такая глупая?
Поэтому все мы, пять других женщин и я, отныне избегали помывочной. Одна высокомерная молодая особа, которая жаловалась из-за каждой мелочи, нашла пустующую комнату, которую раньше использовали для хранения листьев чая, спущенных с верховьев гор. Пол в ней был все еще покрыт старыми листьями, оставшимися от многолетних урожаев. Там в углу стояла дровяная печь, которую использовали для высушивания листьев. Мы сумели нагреть с помощью этой печи комнату, и в ней стало гораздо лучше, чем в помывочной. В комнате были натянуты сушильные веревки, и, развесив на них простыни, мы устроили перегородки.
Мы мылись по очереди. Одна грела воду, две бегали между этой сушильней для чая и кухней, находившейся на другом краю здания, с ведрами горячей воды и прокипяченными тряпками. Три сидели на стульчиках за развешенными простынями, опускали тряпки в тазики с водой и мылись. Вода стекала на пол и попадала на листья, и вскоре вся комнатка наполнялась ароматом чая лунцзин. Мы дышали глубоко и с удовольствием позволяли ароматному пару касаться наших лиц.
Поэтому о помывочной мы больше и не думали. Даже капризная особа смеялась и говорила, что рада, что американцы заразились этими вшами. Теперь каждый вечер у меня было важное занятие: я носила ведра с горячей водой вместе с молодой женщиной по имени Хулань.
Так раньше звали Хелен.
Так что, как видишь, она ни мне, ни тебе не родня. Как я могла рассказать тебе, что познакомилась с ней во время войны в Китае? Когда ты была маленькой, ты даже не знала, что в Китае была война! Ты думала, что Вторая мировая началась в месте, название которого похоже на твое имя: Перл-Харбор. Я пыталась тебе объяснить, но ты всегда меня поправляла. Ты говорила:
— Ну мамочка, это китайская история. А это — американская.
Правда, правда. Ты как-то мне именно так и сказала. А если бы я призналась, что тетушка Хелен на самом деле тебе вовсе не тетушка, то ты могла бы поправить меня и в этом. Вот, смотри, ты и сейчас меня поправляешь.
Хулань была женой капитана, начальника Вэнь Фу, поэтому я старалась внимательно следить за тем, что ей говорю, не жаловаться на жизнь и не заявлять, что я мечтаю остаться в Ханчжоу навсегда. Чтобы она не подумала, что я не хочу, чтобы курсанты сдали свои экзамены.
С самого начала Хулань держалась со мной очень дружелюбно и открыто. Однажды, найдя за кроватью кусочки ногтей и волосы, она заявила, что монахи не самые чистоплотные люди, если не сказать грязнули. Я не стала ни спорить, ни соглашаться, хотя сама нашла много грязи и за кроватью, и на стенах.
Потом она обмолвилась, что ее муж, Лун Цзяго, пожаловался, что обучение по-прежнему не двигается с места. Она рассказывала, что американцы часто спорят с китайскими руководителями. Начали ходить слухи, что теперь летчиков будут отправлять на обучение в итальянские тренировочные лагеря в Лоян. Хулань говорила, что если это правда, то