– Мне очень жаль.

– Ну так вы хотели ещё о чём-то спросить?

– Да, знаете, у нас всё-таки больше развлекательная газета, не узконаучная.

– Да? Но так даже лучше. Её, наверное, больше читают.

«Да, – задумался я, – и выбрасывают в мусор чаще, и заворачивают в неё разные фрукты, чтобы те быстрее созрели, в общем, пользы от нашей газеты полно», – подытожил я про себя.

– Так вот, мне интересно, помимо чисто научного, не случалось ли с вами чего-то необычного?

– Не понял, – посмотрел на меня профессор.

– После того, как с вами связался тот меценат, ничего в вашей жизни не изменилось?

– В каком смысле?

– Может, были какие-то сны или знаки.

Боже, он меня сейчас выставит из дома.

– Я учёный, мистер Мильтон, а не ясновидящая…

– Мне, – подняла руку, как на уроке, Филлис, – мне снятся странные сны…

– О господи, вот вам к ней, – указал он сигарой на бедную женщину, – она мне все уши уже прожужжала своими снами.

– И какие сны вам снятся? – повернулся я к Филлис.

– Серьёзно? Вы будете брать интервью у неё? – удивился мистер Кларк.

– Да, знаете, очень бы хотелось послушать, – не уставал я наглеть. Если меня и выставят отсюда, то лучше разузнать всё быстрей.

– Вы что, жёлтая пресса? – уточнил он.

– Именно она.

– Тогда, конечно, – мистер Кларк откинулся на кресле и стал наблюдать за нами с прищуром врача, ставящего диагноз.

– Мне каждый раз снится, что Анна жива, что она прилетела в Японию и работает там психологом, – миссис Филлис опять разрыдалась.

– Ради бога, и под этой статьёй будет моя фамилия? – возмутился мистер Кларк.

– Мы ещё не решили, – сказал я.

– Я в этом участвовать не собираюсь, – поднялся он с кресла и показал всем своим видом, что я засиделся слегка.

– Значит, вам снится один и тот же сон, – я сделал вид, что не заметил его взгляда.

– Я пошёл к себе, – отмахнулся от нас мистер Кларк, посмотрев на семейные фото, а потом и на несчастную Филлис.

Он оставил меня с ней специально, ради неё и ради себя, ей наконец-то было с кем поговорить. Когда шаги профессора стихли наверху, Филлис, разжав дрожащие губы, продолжила:

– Вы, может, подумаете, что я сумасшедшая, – сказала она.

– Я, нет, не подумаю.

– Мне кажется, Анна жива.

– Почему?

– Она звонила мне после прилёта и сказала, что долетела и что всё хорошо, и жаловалась на мистера Кларка.

Филлис остановилась, думая, что я спрошу почему, но я уже знал.

– Они были в ссоре? – уточнил я.

– Вам это известно?

– Да, где-то слышал.

– Но это не важно, – отмахнулась она платком. – Главное, я помню этот звонок, её голос, я это помню. Но в этот же день… через час после этого, – она не сдержала слез.

– Вы узнали, что самолёт пропал.

Она закивала.

– Как и входящий звонок, – сказала Филлис.

– Будто и не было ничего…

– Мне кажется, если бы она звонила отцу, он бы тоже это запомнил.

– Но она позвонила вам.

3 глава

Всю обратную дорогу я думал о несчастной Филлис и Анне, о том, что кошмар, мучавший мисс Кларк, оказался ничуть не кошмаром, а ужасной реальностью. Он был её прошлым, о котором она и не знала, одним из его разветвлений. Поэтому она и помнила о нём. И все эти сны, и предчувствия, все эти дежавю – лишь отражение другой, параллельной нам жизни. Мы боимся, что что-то случится, лишь потому, что это уже случилось, только не здесь. Это не боязнь перед будущим, это страх из прошлого. И сколько бы путей ни имела наша жизнь, на сколько бы прошлых она ни делилась, мы связаны со множеством самих себя, на каждом из её разветвлений.

Тот, кто убил Анну в будущем, в том, что было моим настоящим, побоялся огласки. Эти новости и прямой эфир, похоже, вызвали большой резонанс, и тогда он избавился от неё раньше, чтобы не убивать потом. А меня отправил сюда.

Выходит, что каждый наш выбор разделял нашу жизнь на несколько параллелей, а нас на нескольких «я», ведя каждого по новой дороге. Мы вроде на полосе препятствий, где все бегущие рядом – мы сами. Кто-то бежит быстрее, кто-то не пробегает и половины, кто-то падает на последнем барьере, а кто-то обгоняет всех и приходит первым. Но все они – один человек. Чем же был тот самый кошмар для меня, каким из вариантов прошлого?

Дети, по-видимому, уже спали. Когда я приехал, дома была непривычная тишина. Я прошёл на кухню. Слегка приглушённый свет и запах вина сделали из обычной столовой вполне неплохое местечко со столиком на двоих. Виктория игриво улыбалась.

– Что такое? – спросил я.

Она налила вина в бокал и поднесла его мне.

– Я сегодня так испугалась.

– Да, и я тоже, – держал я дрожащими пальцами стеклянную ножку бокала.

– Я уже уложила детей. И мы, наконец, остались одни.

Она засмеялась и отпила ещё.

– Где ты был? Я тебя так ждала.

– Но, похоже, не дождалась, – улыбнулся я, посмотрев на полупустую бутылку.

Там, в прошлой жизни, я часто заглядывался на неё, она была чем-то недосягаемым, невозможным для меня. Получается, всё невозможное – это лишь то, к чему мы не решаемся подойти.

– Надо было быстрее приезжать, – она схватила меня за ремень и потянула к себе.

Чёрт возьми, как она пахла. У меня закружилась голова.

– Я хочу танцевать, – сказала она и поцеловала меня в шею. От неё пахло вином и бесстыдством.

– Да ты сегодня в ударе, – засмеялся я.

Честное слово, было неловко, прошло немало лет с тех пор, как я её хотел, с тех самых пор, когда у нас могло бы получиться. У нас могли быть дети и семья, или хотя бы секс, но и этого не случилось.

Она танцевала со мной. Откуда-то из глубины дальних комнат звучала тихая музыка.

– Пошли танцевать туда, – вела она меня за собой.

– Откуда это поёт?

– Из спальни…

Она подмигнула мне, я допил всё, что было в бокале, мы были так счастливы вместе. Чёртова новая жизнь.

Виктория уже засыпала, а я прикрывал её обнажённое тело цветным хлопчатым одеялом. Её волосы пахли фруктами. Я зарылся в них с головой. Боже, может, к чёрту ту жизнь. Её голые бёдра покрылись мурашками. Мне казалось, я знал её очень давно, мне казалось, мы так много прошли.

Я не открываю глаз. Позволяю себе проникнуть в сознание, в ту далёкую память, что тоже моя.

В нос ударил запах сладкого