что ты спятивший старик? Должен был, должен! А вот меня твой рассказ поразил, пленил, купил с потрохами. И я решил: раз может совершить чудо какой-то шаман из центральной Африки, то почему этого не могу сделать я, человек, наделенный умом, знаниями и страстью?! – Колобок плеснул в стопку яблочной водки и вновь выпил залпом. – Но вначале, Федя, я подумал: чем Африка лучше Евразии? А, Петр Петрович? Алексей? Чем?! Тогда я залез в книги и стал искать. Десять лет я подбирал те травы, что выполняли одну и ту же функцию с растущими под самым носом у наори. Аналог фуну-фуси, «дитя печали», я нашел на Алтае, трава называется «Амыр», в переводе – покой; авиово, «дитя радости», в Крыму. Аналог боатенга, «защитника», здесь, в Мохове. Не поверите, это крапива. Листьями крапивы я облеплял тело вашей покойной сестры, Леша. Даша погибла в Оленьем озере, Ева родилась в сарае у дома, в ста метрах от той же самой воды. – Колобок лукаво улыбнулся, уперся ладонями в стол и зашептал: – Но ничего бы у меня не получилось, если бы я не почувствовал себя творцом! Еще пять лет у меня ничего не получалось, кроме корма для свиней. А потом я захотел, очень сильно, страстно, горячо, неистово. Какой-то пошлый йог, ради мира во всем мире, позволил прокипятить себя в масле. Другой бы помер зараз, пискнуть не успел. А у этого хрена ни одного ожога. Вышел, поклонился и пошел себе медитировать дальше. Пустая трата времени! Но я его понимаю. Он тоже захотел, а главное – поверил!.. А потом, когда у меня получилось, я понял и другое… – голос Сан Саныча опять превратился в шепот, точно змея, соревнуясь с ветром, шипела в траве, – не нужны никакие травы, лишь одним желанием можно убить или воскресить человека. Стоит только впустить в себя силы, которые окружают нас, почувствовать себя богом! Но меня хватило только на один раз. Познав всю свою силу, я испугался ее, отступил, предал самого себя. А ведь не отступи я, смог бы управлять ходом планет! И теперь вы, Петр Петрович, несчастный жалкий муж, предъявляете мне какие-то улики? грозите тюрьмой? Мне, человеку, коснувшемуся величайшей истины! Познавшему то, что вам никогда, ни в одном самом смелом сне не придет? Да вы спятили, наверное. Я трагический персонаж, я подобен Демиургу! А вы – недотепы-зрители, потешающиеся над трагической судьбой гения! Плевать я хотел на всю вашу компанию. Вы мне неинтересны и отвратительны.

Колобок стоя выпил третью рюмку и сел.

– Хорошо, вы – гений, Демиург, – проговорил Гордеев. – Но при чем тут Матвеев и Сейфуллин, их люди, при чем тут детектив Зорин?

– Пошлый допрос? – Сан Саныч усмехнулся. – В смерти Зорина виноваты в первую очередь вы сами. Нечего было впутывать в свою историю посторонних людей. Что до Матвеева и Сейфуллина, это были подлецы и бандиты, прикрывавшиеся званием «бизнесмен», толстые кошельки. Я их лечил травами, и вполне успешно. Многое знал об их личной и деловой жизни. Мне помогла Ева. Она была так обольстительна и хороша, что они, каждый в свою очередь, купились на нее. Беда их была в том, что они не знали, кто она.

На улице темнело с каждой минутой. Грозовые тучи уже нависли над Оленьим озером. Зеленые купы деревьев стали серыми, глухими, воздух – плотным, свинцовым. Гроза вот-вот должна была расколоть небо, потрясти землю, обрушить на нее весенний ливень, потоп.

– Хочешь сказать, Саня, – пролепетал Скороходов, – ты повторил то, что делал вождь наори?

Сан Саныч презрительно усмехнулся, покачал головой и ничего не ответил. Федор Иванович оглядел своих недавних собеседников:

– Петр Петрович, простите, вы понимаете, о чем идет речь?

– Очень хорошо понимаю, Федор Иванович, – покачал головой Гордеев. – Однажды увидев мать с отсеченной головой, Сан Саныч решил посвятить себя воскрешению мертвецов. Любыми способами. – Он взглянул на вспыхнувшего злобой Колобка. – Разве нет? А тут ваша история о племени наори, Федор Иванович. Она как раз пришлась кстати.

– Мать с отсеченной головой? – поморщился Скороходов. – Нет, постой, Саня, ты что же, воскрешал их родственницу? И ты… сделал это?!

– Да.

– Но… это невозможно!

– Как же это невозможно, – откликнулся Гордеев, – вы сами были тому свидетелем – там, в Африке?

– Я в глубине души никогда не верил тому, что видел. Да и как можно в это поверить? Скажите мне?

– Никак, – согласился Гордеев. – Лучше всего поехать на вокзал, сесть на поезд, вернуться домой и обо всем забыть… Только куда выкинуть год жизни?

Ослепительная вспышка разом осветила лица четырех мужчин – можно было разглядеть каждую морщинку на лице, волосок, цвет глаз, – а следом гром, нарастая, потрясая небо и землю, заворачивая в свой водоворот крышу и стекла, обрушился на дом Скороходова. Все загудело, затрещало, зазвенело. Да так, что заложило уши.

– Сейчас будет дождь, – тихо сказал Колобок. – Сладкий весенний дождь. Он поможет мне забыться…

– Когда же Ева была собой? – спросил Гордеев. – У озера, где мы познакомились? Во время свадьбы? После? Когда гоняла на своем чертовом мотоцикле по городу? Когда?

– Да никогда, – улыбнулся Сан Саныч. – Представьте, что в ваших руках машинка на батарейках и дистанционное управление. Я задаю программу, машина едет вперед. Хочу – влево, хочу – вправо, хочу – прямо. Могу направить ее на косяк, под шкаф, куда угодно… Когда я хотел, она занималась со мной любовью, выполняла все мои фантазии. Потом моей фантазией стала ее свадьба. Я не знал, что мужем окажетесь именно вы. Простите старого засранца. Ничего личного. Просто мне так захотелось. А когда нужно было сделать из нее амазонку, уничтожающую моих врагов и потенциальных спонсоров, я говорил ей: «Убей». Все, что она делала, было для нее сном, не более.

– И она ничего не знала о своем сне? – спросил Алексей.

– А зачем ей было об этом знать? – ответил вопросом Колобок. – Ева бог знает чего могла бы натворить, узнай о своем прошлом. Например, что она не человек, а зомби – восставшая из мертвых…

Колобок едва договорил. Взгляд его устремился в том направлении, куда, не отрываясь, смотрел Федор Иванович Скороходов – на раскрытое окно. За ним стояла молодая женщина. Не замечая первых капель, падавших ей на лицо, на коротко подстриженные рыжие волосы, она не отрываясь смотрела на Сан Саныча Крапивина, медленно поднимавшегося со стула ей навстречу.

– Ева… – пролепетал он, – ты давно здесь стоишь?

Гордеев и Алексей тоже во все глаза смотрели на женщину в окне, но она, кажется, не замечала их.

– Ты