Шрифт:
Закладка:
— Генерал, вы назначаетесь ответственным за мальчика. Содержать как принца крови, как наследника престола. Вся страна в вашем распоряжении. Денег у государства нет — последнюю рубаху продадим, достанем. Обратите его в нашу веру, генерал, внушите доверие, установите связь со Степаном. Никаких контактов с посторонними лицами. Беречь как зеницу ока. Сделать все возможное и невозможное. Авось, что и получится.
Уехал прочь один из властителей страны, не сумев своего добиться. И заползали, заурчали броневики и заструились солдатские цепи, окружая Димкину хату.
Издали смотрел Коршунов, как выводили Димку из дома серьезные автоматчики в зеленых касках. Как стояла на коленях в придорожной пыли его мать, заламывая руки. Как жалась к ней дочка, рыдая вместе с нею. Как хмурилось небо посреди ясного дня, но обошлось без грозы. От всего этого загрустил генерал, грубо оттолкнул помощника, чего с ним, отродясь, не бывало, когда сунулся тот с донесением, уселся на траву, прислонясь к покосившемуся деревянному забору и не боясь запачкать знаменитые штаны, зашвырнул подальше генеральскую фуражку. И долго сидел, уткнув подбородок в ладони, провожая взглядом Димку с автоматчиками, солдатские цепи, ныряющие в недра грузовиков, урчащие броневики. И лишь когда опустела улица, и снова подошел к нему адъютант с подобранной фуражкой, глянул на него беспомощным взглядом, как не смотрел, наверное, с детства. «Кто-то ведь должен служить, сынок, — вырвались из груди слова, — Кто-то ведь должен».
На западе Самарской области в Новодевичьих горах недалеко от Волги на краю вековой березовой рощи стоит небольшой красивый дом с башенками, балкончиками, колоннами. Весь день его освещает солнце, если конечно небо не закрыто облаками, поют птички, в небольшом озере невдалеке от дома с мостками, лодочкой и кувшинками плавают белые лебеди. Под молодыми яблонями на задворках вольготно чувствуют себя зайцы и ежики. В этом доме живет мальчик, который не хочет быть богом.
На десятки верст вокруг в хуторах, придорожных трактирах, потемневших от времени скирдах соломы, под пнями вырубленных деревьев установлены датчики, антенны, телекамеры: ни зверь, ни птица, ни человек не пройдут здесь незамеченными. Чутко слушают приборы каждый шорох ветра, деревьев и звезд. Каждый вздох и каждое человеческое слово записывается на километры пленок, прослушивается, анализируется, запоминается. Любое новое лицо, попавшее в зону наблюдения, задерживается для выяснения родства. И хорошо, если это родство обнаруживается: несколько человек уснули вечным сном, отстреливаясь на дорогах, но, говорят, то были обычные залетные бандиты. Другое дело, не проходит месяца, чтобы казематы Лубянки у Кремля не знакомились еще с одним гостем этих мест с Украины, Кавказа, Казахстана или дальних стран, внезапно воспылавших любовью к родным просторам или живущей на этих просторах родне. Недолгой сохранялась жизнь таких гостей, смертоносной оказывалась тайна, в которую они стремились проникнуть по наущению заморских заказчиков.
К этому мальчику приезжают лучшие профессора России. Они читают ему лекции по физике, химии, истории. Величайшие психологи и психиатры ведут с ним задушевные беседы, но никогда ни знаком, ни словом не выдает он им своих тайных мыслей. И, несмотря на все их уловки, слова его о подвигах, героях и тернистом пути России никто не слышит.
Один или два раза в неделю приезжает к этому мальчику мать, сестра и кошка Клеопатра. Кавалькада машин из города Самары несется, сметая все на своем пути под вой сирен, сверкание мигалок. Истово козыряют постовые вдоль дороги, вытягиваясь при этом в струнку похлеще, чем на кремлевских парадах. Губернаторский кортеж, однажды застигнутый, разлетелся в разные стороны, только его и видели, и лежали под дулами автоматов, уткнув морды в землю, наглые золотопогонники губернатора вместе с ним самим, пока эта кавалькада не скрылась вдали.
Сам генерал Коршунов выходит навстречу гостьям. Словно ненароком дотрагивается до женщин, гладит кошку Клеопатру — не стираются из памяти фантомы. «Служба такая», — виноватится он перед женщинами, — А уж я делаю для Димы все, что могу. Он для меня как наследник престола», — говорит он в надежде, что слова эти будут услышаны тем, кому они предназначены. Потом он уходит в сторону, и семья Михайловых снова вместе.
Они говорят о том, о сем. Они обсуждают Катькиных ухажеров, при этом Катька как всегда ворчит и выкобенивается. Они бродят по березовой роще, собирают грибы и ягоды, катаются на лодочке по озеру, купаются и обнимают белых лебедей. Иногда брат и сестра носятся на лошадях по окрестностям, и намного меньше боялась бы за них мать, если бы знала, сколько глаз наблюдают за ее детьми вместе с нею.
Она давно оставила попытки убедить сына прислушаться к голосу властей. Она постоянно носит медный крестик на груди, и каждый день ходит в церковь, где ставит свечи за здравие своего сына и в великом страхе, что дни покоя и благополучия недолги. Бессонными ночами обращается она к богу: «Господи, спаси и помоги».
Бессонными ночами также стоит ее тринадцатилетний сын у окна. Иногда при лунном свете в тени деревьев, в очертаньи туч ему видится лицо Степана. Покореженные людские тела, глаза, исполненные слез и боли встают тогда перед взором в его памяти. И не смея раскрыть рта, чтобы не быть услышанным, шепчет он про себя: «Прости меня, Степан. Я не мог поступить иначе». И если в эти мгновения блеснет в небе огненный всполох или маленькая звездочка беззвучно растает, падая в ночи, ему кажется, что это Степан слышит его и шлет ему привет.
Уфа, 2024.
Примечания
1
«Темной ночью я услышал
Песню соловья.
Но о чем поется в песне -
Не отвечу я.
Что он нынче воспевает -
Солнца ль яркий луч,
или свет луны полночной
ищет среди туч?
Или ясным тихим звездам
Песнь посвящена,
Иль степей родных раздолье
Славит нам она?
Я не знаю».
Салават Юлаев
