— Я знала, что до тебя дойдут эти слухи, — говорит она и отпивает немного чая из чашечки, зажатой в руке. — Да, я виделась с Хеленой.

— И? — Саане хочется буквально вытрясти из тети все ответы.

— В те годы я преподавала в колледже, вела летние курсы, — говорит Инкери и задумчиво смотрит куда-то вдаль. — Хелена посещала один из моих курсов, она очень мне нравилась. Девочка была крайне чувствительна, но в то же время в ней ощущался внутренний стержень. Для своего возраста она мыслила своеобразно и глубоко. Казалось, она тоскует по чему-то далекому, по незнакомому миру. Я видела в Хелене саму себя. Тем вечером в баре она дала мне почитать свое стихотворение. Хотела услышать мое мнение.

Саана обдумывает тетины слова. Она же видела то стихотворение. Что Хелена действительно хотела сказать? Пыталась ли так передать сообщение, которое оказалось тете не по зубам?

— Почему было сразу не рассказать? — спрашивает Саана, не в силах справиться с захлестнувшим ее гневом.

— В жизни не бывает готовых ответов. Если я начну сама заваливать тебя словами и мнениями, рано или поздно твой рассказ окрасится в мои цвета. Это будет уже моя история, в которой ты рискуешь потерять собственный голос, — спокойно отвечает она. — Ты должна самостоятельно узнавать обо всем и делать выводы, создавать свою реальность, — говорит тетя, вставая из-за стола.

Саану трясет, однако ей нечего возразить.

— Хелена была еще совсем девочкой, но девочкой умной настолько, что однажды она посоветовала мне прекратить отношения с коллегой, учителем рисования. Я ни секунды не пожалела о принятом решении, — продолжает тетя, хлопоча на кухне. Она собирается растопить сауну.

Саана не успеет попариться. Внезапная загадочность тети как-то выбила ее из колеи. Будто до этого Инкери все время скармливала Саане лишь полуправду. И все же картина последнего лета Хелены пополнилась в голове Сааны новым человеком.

Учитель рисования. Имеет ли он отношение к этому делу? Поспрашивать бы о нем Инкери, когда та немного оттает.

Автобус трогается с места, Саана откидывает спинку сиденья назад — благо, за ней никого нет. Иногда так приятно побыть одной. Саана все думает о тете: всю жизнь одна. Они бы не ужились, не будь тетин дом достаточно большим для того, чтобы все могли разойтись по своим комнатам и насладиться уединением. «Мы эдакие социальные интроверты», — как-то сказала тетя и попала в точку.

«Я буду в Хельсинки, встретимся?» — пишет Саана мужчине и отправляет сообщение сразу, пока не начала сожалеть об этом.

Подъезжая к Хейноле, Саана получает ответ: «Завтра в 18 на террасе Mbar?» Она удивленно поднимает брови. Какое облегчение. Похоже, мужчина тоже не горит желанием оттягивать этот момент. «ОК, договорились:)», — отвечает она. Она не хотела бы задерживаться в Хельсинки дольше запланированного, но еще одна ночь в родных стенах поможет переварить услышанное сегодня. Она покопается в архивах, и, если та статья найдется, будет очень кстати отыскать человека, который ее написал.

9 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА

Солнце начинает слепить, и свободной рукой Хейди пытается нащупать чехол для солнцезащитных очков — сначала между сиденьями, потом в бардачке. Пусто. Хейди недовольно щурится и замечает знакомый ориентир — невероятно нелепую огромную кеглю, украшающую крышу офисного здания. Значит, церковь уже близко.

Хейди останавливается почти у самого входа. Людей нигде нет. И только она собралась отправиться на поиски Антти-Юхани Форса, как внизу, у белой постройки, что-то шевельнулось. Быть может, это и есть тот самый пастор. Друг Матти Эсколы.

Они сидят в одном из помещений церковного прихода, и Хейди внимательно наблюдает за Форсом. За тем, как он приглаживает рукой темные волосы. За тем, как он отряхивает рукав шерстяного свитера, будто смахивая несуществующие пылинки. За тем, как он периодически поглядывает на экран телефона.

— Ждете звонка? — спрашивает Хейди. Это ее первый вопрос мужчине, который был так близок с семейством Эскола.

Форс смущенно качает головой. Пушистая темная борода начала седеть с боков.

— Ваш друг умер, я искренне соболезную, — уже мягче продолжает Хейди, и Форс немного расслабляется. — Вы не в курсе, были ли у Матти Эсколы какие-то проблемы? Его убили, мы прорабатываем все версии.

Форс снова качает головой.

— Матти был порядочным человеком. Не играл в азартные игры, никому не задолжал. Хотя за свою жизнь множество раз одобрял и отклонял чужие заявки на кредит. Возможно, у кого-то был на него зуб, знаете, из-за этих банковских дел, — размышляет Форс, хотя очевидно, что эта теория не убеждает даже его самого.

Хейди кивает.

— Как Эскола относился к церкви?

— Он нас поддерживал. Иногда приходил на службы вместе с супругой. Мы за то, чтобы человек следовал той вере, которая ему ближе, так что никому ничего не навязываем, — бормочет Форс. — В Хартоле и Сюсме, как и вообще в районе речки Тайнионвирты, количество прихожан год от года только уменьшается. Прискорбно, конечно, но истинно верующих куда больше в кладбищенской земле, нежели в церкви. Семья Эскола жертвовала нам деньги, за что им огромное спасибо.

Хейди рассматривает Форса. Наверное, в молодости он был весьма хорош собой. Брюнет, точеные черты лица — классическая, мужественная красота. Однако находиться с ним почему-то неуютно, и Хейди пока не может понять, в чем именно дело.

— Где вы были в ночь со среды на четверг третьего июля? — спрашивает Хейди. Форс, очевидно, оскорблен таким вопросом.

— Я в числе подозреваемых? — резко уточняет он.

— Мы спрашиваем об этом у всех, кто входил в число близких Эсколы. Ничего личного, — сообщает Хейди и ждет от мужчины ответа.

— Третьего июля вечером я был в церкви, возился в ризнице. Оттуда сразу пришел сюда — когда же это было? — часов в восемь, я думаю, — отвечает Форс, растягивая слова.

— Кто-то может это подтвердить? — спрашивает Хейди и разочарованно наблюдает за тем, как Форс отрицательно качает головой. Как было бы здорово обрубить ненужные концы этого расследования железобетонными и недвусмысленными алиби. Но нет, теперь и Форс под вопросом. Разговор еще не закончился, но Форс поднялся, всем своим видом давая понять, что продолжать не намерен. Хейди не по нраву попытки мужчины взять ситуацию в свои руки. Она тут же поднимается сама. Идя к выходу, Хейди останавливается и решает немного сменить тактику.

— Когда вы в последний раз видели вашего друга живым? — спрашивает она, пронзая взглядом Форса.

— Где-то в начале недели, — сообщает он. В глаза Хейди бросается открытое нежелание мужчины разговаривать — это очень раздражает. Они бок о бок доходят до выхода. Форс уже берется за ручку двери, дабы выпроводить гостью, но разговор будет закончен лишь тогда, когда Хейди посчитает нужным.

— Вы знали человека по имени Ларс Сундин? — спрашивает она, глядя Форсу прямо в глаза. Тот решительно смотрит в ответ. Он не удивлен, его глаза вообще ничего не выражают. Отрицательно качает головой.