из муки и — частично — сахара и специй; верхнюю часть покрывал орнамент из дуг и полукружий. «Лунный пряник» — гласила этикетка. «Кларкский пищевой комбинат. Серия: Праздники мира». На ощупь предмет был твёрдым, но при сильном давлении трескался.

— Сахар и корица. Должно быть съедобно, — Гедимин отдал три свёртка Иджесу и взял четвёртый. Предмет в нём был более податливым на ощупь; сверху его покрывала нетолстая оболочка, внутри он состоял из сегментов, на которые под давлением и разделился.

— Апельсин, — Иджес, изучающий другой свёрток, прочитал этикетку вслух. — Тут нарисовано дерево с такими штуками на ветках.

— Это было на дереве? — Гедимин настороженно сощурился. — Росло на земле?

— Да ну, вон приписка — «синт», — Иджес посмотрел ему в лицо и насмешливо фыркнул. — Ты думаешь, макаки будут на нас тратить настоящую еду? У них там сейчас выращенное на земле — дороже чистого радия. Территории-то загрязнены…

Гедимин поднёс к апельсину анализатор. Ничего подозрительного он не нашёл — обычная синтезированная органика, по составу — почти однородная, разве что в верхнем слое было больше ароматических масел.

— Можешь съесть, — он сложил всё в пакет и отдал Иджесу. — На вкус должно быть кислым, если твои рецепторы потянут.

— Ты теперь никогда не будешь есть мартышечье? — Иджес внимательно посмотрел ему в глаза. Гедимин пожал плечами.

— Посмотрим. Лиск не ел. Может, и мне не надо.

20 сентября 28 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

Гедимин выбрался из реакторной ямы и, оттолкнув от края нагруженную гусеничную тележку, сел на её край. Защитное поле над ней колыхалось, подёргиваясь чёрными пятнами. Несколько секунд Гедимин наблюдал, как оно «дышит» под выбросами нейтронов, прежде чем услышал в отдалении условный стук. Поднявшись на ноги, он уплотнил защитный купол до непрозрачности, удостоверился, что яма закрыта, и повёл тележку к выходу. Там уже ждал сармат в тяжёлом скафандре; у его ног стояла другая тележка — с урановыми блоками, подготовленными для загрузки.

— Быстро в цех и сразу в воду, — сказал ему Гедимин, хлопнув ладонью по куполу над выгруженным плутонием. — Над водой — купол. Много нейтронов.

— Tza, — отозвался сармат, и Гедимин изумлённо замигал, узнав по голосу Иджеса. Механик, не дрожа и не тараща глаза, спокойно стоял рядом с полутонной урана и не меньшим количеством урано-плутониевой смеси; его лицо скрывал тёмный щиток, под которым что-то светилось — Гедимин заметил желтоватое пятнышко на стекле.

Промигавшись, ремонтник махнул рукой в сторону цеха и, забрав тележку, быстро пошёл к яме. Затягивать с новой загрузкой было нельзя — предполагалось, что синтезирующий реактор работает непрерывно все четыре месяца, а не вскрывается через два, и что сарматы ничего из него не забирают. Вероятность, что комиссия заглянет на базу именно сегодня, была невелика, но всё же отличалась от нулевой.

«Иджес,» — думал Гедимин, расставляя урановые блоки внутри реактора. «Согласился везти плутоний. Даже не дрогнул. Странно.»

Снова наткнулся на Иджеса он в камере дезактивации; скафандр механика был полностью покрыт слоем меи, а рядом, в контейнере, лежали остатки двух содранных слоёв. Такого количества реагента хватило бы на вычистку синтезирующего реактора изнутри, но Иджес держал наготове ещё один баллон меи — он всё ещё был недостаточно «чистым».

— Ты хорошо выгрузил плутоний, — сказал ему Гедимин и увидел, как сармат морщится. Это уже было похоже на обычное поведение Иджеса, и ремонтник немного успокоился.

— Не оставлять же тебя одного со всей этой дрянью, — отозвался механик. — Вот, возьми мею.

— Мне хватит, — Гедимин встал под омывающий раствор. — Как ты выдержал? То тебе в отсек было не войти, то полтонны плутония носишь в руках…

Иджес фыркнул.

— В захватах. Не хватало ещё это трогать! — он поддел застывший слой меи и содрал его с себя, аккуратно стряхивая ошмётки в контейнер. — Айзек приделал мне дозиметр внутрь скафандра. Видишь маячок? Жёлтый — всё в норме.

Гедимин посмотрел на слабый желтоватый светодиод и мигнул.

— Ты что, думал, что скафандр пропускает излучение? Но ведь очевидно…

Иджес отмахнулся.

— Я не атомщик. Если будет пропускать, маячок загорится красным. Или зелёным, если там ирренций. А пока он жёлтый — мне спокойно.

— Айзек хорошо придумал, — кивнул Гедимин, сообразив наконец, что пора бы прикрыть рот. «А придумать должен был я,» — ему стало досадно. «Видел же, что Иджесу плохо, и не сделал такую простую штуку. Ну, хоть Айзек догадался…»

Он поднёс к броне Иджеса дозиметр.

— Смотри, уже чисто. Не надо больше меи. И так скафандр красный.

Сармат посмотрел на экран, включил свой дозиметр, провёл от макушки до пяток и нехотя кивнул.

— Да, хватит. Полезное вещество вы тогда придумали. Хорошо вычищает.

«Мы придумали,» — Гедимин отвёл взгляд — его глаза против воли сужались, и Иджес был тут ни при чём. «Это Хольгер придумал. И мею. И как синтезировать сольвент Йонице на нашем оборудовании. А я без него не могу стабилизировать один паршивый реактор. Надо же было снова влезть в проект не по мозгам…»

В камеру постучали. Гедимин удивлённо мигнул — обычно сарматов, проходящих дезактивацию, не тревожили, никому не хотелось надышаться радиоактивной пылью.

— Джед, Ис, вы там? — спросил за дверью Кенен. Сарматы переглянулись.

— Ты-то где влез в радиацию? — удивлённо спросил Иджес.

— Открывать не надо, — отозвался Кенен. — Будем переговариваться через дверь. Джед, ты помнишь, что скоро День атомщика?

— Ну? — Гедимин, оторвавшийся от воспоминаний о совместной работе с Хольгером, недовольно сощурился.

— Надо что-то придумать, парни, — сказал Кенен. — В том году всем было не до того. А в этом надо что-то сделать. Светящуюся жидкость, ёмкости в виде стержней, съедобные твэлы, — что-нибудь праздничное. Меня уже в совете спрашивают, как мы это отмечаем. Надо привезти им интересный сувенир. Что скажешь, Джед? Раньше ты