Большого воспринимался как должное. Вместе с ним театр покинула и Бессмертнова. Повела себя, как соратница: в знак протеста против дирекции она вышла к зрителям, собравшимся на «Ромео и Джульетту» и объявила, что спектакля не будет, что артисты объявляют забастовку. Балета в тот вечер не было. На следующий день вышел приказ о ее увольнении с должности педагога-репетитора. Но Бессмертнова до конца сыграла свою партию: через суд она добилась отмены приказа, после чего уволилась сама.

Отстранённый от театра балетмейстер вспоминает те дни так: «Конечно, когда я ушел из Большого, это была горькая минута. Но я не сидел, не плакал Люле в жилетку (Люлей Григорович называет Наталию Бессмертнову – прим.), не пил водку (хотя я пил и пью водку всегда, но никогда – с горя). Сразу уехал ставить спектакль в Уфу, и вместе с уфимской труппой с моими спектаклями мы три месяца колесили с гастролями по Америке. Раз меня приглашали, значит, я был нужен кому-то. А это самое главное. Это меня держало все эти годы».

Новым пристанищем балетмейстера стал Краснодар. Там, вместе с Бессмертновой, при поддержке губернатора Александра Ткачёва, который захотел превратить южный город в одну из балетных столиц мира, ему удалось создать молодой театр европейского уровня. А ведь начиналось всё, по выражению Виталия Вульфа, с двух «мазанок», в которых жили и репетировали артисты. Уволить Григоровича оказалось легче, чем отстранить от сцены, и в начале ХХI века Григорович вернулся в Большой. Не на должность, а просто – ставить и восстанавливать свои балеты: «Лебединое озеро», «Раймонда», «Легенда о любви», «Золотой век», «Ромео и Джульетту».

Виталий Вульф рассказывал: «Года два назад я пришел на репетицию «Лебединого», которое он тогда возобновлял. В наше время, когда пьют кофе, отлучаются в буфет, когда никто никого не слушает, когда кто-то пришел, кто-то не пришел, вдруг появился Григорович. Снял плащ, повесил, прошел через сцену в зал и только сказал: «Начали», – и это ощущение мистики, как его назвать? Никто не пошел ни пить кофе, ни разговаривать, не было директора, никто не появлялся. Была мертвая тишина, работали идеально. И я вспомнил ту эпоху, золотую эпоху Григоровича, это было счастье».

Да, та эпоха была «золотым веком» советского балета. «Когда я работал в Большом, балет всегда давал полные сборы. Опера – когда как», – говорит Григорович не без гордости. Это был успех не на безрыбье: в 1960-е – 80-е годы бороться за зрителя приходилось, например, с театрами Юрия Любимова, Олега Ефремова, Сергея Образцова, Бориса Равенских. А оперы в постановке Бориса Покровского, в которых творили Белла Руденко, Елена Образцова, Владимир Атлантов?.. Немало открытий было и в кинематографии. И всё-таки эталоном оставался балет. Искусство Григоровича было высшей инстанцией всей советской культуры. Потому и не ослабевает среди поклонников балета ностальгия по тем временам…

Наталия Бессмертнова ушла из жизни 20 февраля 2008 года. Они с Григоровичем редко разлучались, но тогда он был далеко – в Сеуле, ставил «Ромео и Джульетту», балет, который когда-то он создавал на сцене Большого «на Бессмертнову». В те февральские дни воспоминания о трагических ролях, которые так удавались балерине, приобрели новую остроту. Жизель, Джульетта, Анастасия – обречённые, кротко встречающие смерть.

Григорович остался в одиночестве. Но и сегодня мастер одержим работой, творчеством. «Артисты благоговейно внимают его указаниям. Шепоток: «Григ в зале!» мгновенно электризует атмосферу. О невероятной харизматической силе, исходящей от этого невысокого хрупкого человека, рассказывают сказки. И самое удивительное, что он, разменяв девятый десяток, без всяких усилий делает сказку былью», – пишет театральный критик Светлана Наборщикова.

Снова громкими событиями в балете становились постановки Григоровича. Многие восприняли это как триумфальное возвращение изгнанника, как некий реванш. В XXI веке Григорович не стоит вне критики, но статус патриарха балета никто не оспаривает. Сегодня он ставит в Краснодаре, в Москве и по всему миру. Главным театральным событием этого года станет премьера «Спящей красавицы» на легендарной сцене Большого, которая откроется после долгого «ремонтного» перерыва. Классическая хореография и новые режиссёрские решения Григоровича. Обновлённый старинный зал будет снова рукоплескать балетмейстеру.

Илл.41: И снова «Иван Грозный» в Большом

Он поставил в Большом театре восемь оригинальных балетов и столько же хореографических редакций балетной классики. Можно пожалеть задним числом, что Григорович не создал в Большом двадцать, тридцать балетов. Но шедевры не производятся на конвейере, каждое слово этого мастера плотно насыщено идеями и чувствами. Созданное Григоровичем будет жить вечно – и на киноплёнке, и в легендах, и на сцене.

Глава 9

В XXI веке

За годы существования Большого театра Москва и Россия несколько раз менялись неузнаваемо. Меняется и балет, хотя классика современна в любую эпоху, и её каноны вечны. Сегодня именно в Большом театре гармонично сочетаются русские и западно-европейские традиции, а ещё – образы дореволюционной России, Советского Союза и нашего времени. Здесь не прерывается «дней связующая нить», и в новом поколении артистов Большого театра есть кумиры утончённой балетной публики, а среди них найдутся и всенародно любимые имена. Великая история продолжается.

Разговоры о сегодняшнем дне Большого театра, о современных звёздах балета обычно начинаются с Николая Цискаридзе. И это закономерно: редко встретишь в действующих артистах такое внимание к истории театра, такой трепет в рассказах об учителях, о великих предшественниках. Собственный успех не ослепил его, а ежедневная суета не отвлекла от вечных истин. Он любит рассказывать о своих педагогах – с непоказным благоговением. В училище – Пётр Пестов, в Большом – Семёнова, Уланова, Николай Фадеечев. Их он боготворит, посвящает им свои выступления. Никого не удивило, что сам Николай рано стал совмещать балетное премьерство с педагогическим творчеством. Он был ведущим танцовщиком Большого. Оставаясь современным человеком, Николай стал носителем классической культуры, несколько старомодной в наше время, но именно потому особенно ценной. С пушкинских времён культура в России была литературоцентрична. Именно с литературными вершинами соотносили своё творчество и создатели русского балета. В последние годы этот феномен исчез, но не для Цискаридзе. С ним всегда, во всех путешествиях и на гастролях – том «Евгения Онегина». Возвращение к любимым книгам Льва Толстого, Ганса Христиана Андерсена для него – насущная необходимость. Когда Цискаридзе готовит роль, он «обкладывается» книгами, как это делали лучшие наши артисты и пятьдесят, и сто лет назад, и очень удивляется, когда некоторые коллеги при подготовке новой партии ограничиваются просмотром фильмов. В одном из интервью он с вызовом сформулировал: «Я – Чацкий в эпоху молчалиных».