В первые годы ущерб от пожаров оказывался не таким уж значительным: дома, как всегда водилось в старых русских городах, были разбросаны на большом пространстве, достаточно было разломать два-три дома, чтобы огонь не распространился. Но потом застройка уплотнилась, дома стояли сплошными рядами (в большом количестве появились деревянные здания в два-три этажа, со множеством сараюшек и прочих подсобных помещений). И началось…

Первый Большой Пожар случился в 1710 году – на Троицкой площади выгорел Гостиный двор, несколько сотен бревенчатых лавок. Неизвестно, был ли тут криминальный поджог, но во время пожара было схвачено двенадцать грабителей. Четверых из них быстренько вздернули тут же, на поставленных по углам пожарища виселицах.

В августе 1727 года на берегу Невы загорелись склады, пламя перекинулось на дома и стоявшие на реке грузовые барки – их сгорело тридцать две, погибло на три миллиона рублей всякого товара. Жертвами огня стали более пятисот человек. Юный император присутствовал на пожаре, причем «с горькими слезами бросался в опасности». Редкий случай, но из казенных денег пострадавшим возместили ущерб – правда, только треть стоимости.

В августе 1736 года пожар продолжался восемь часов, выгорели все дома от Зеленого (Полицейского) моста до церкви Вознесения, сгорел Гостиный двор на берегу Мойки. Виновных нашли быстро: слуги в доме персидского посла Ахмет-хана беззаботно курили во дворе, там же и выбивали трубки где попало, огонь попал в сено, и вовремя его потушить не успели. Вряд ли для слуг все окончилось хорошо – персидские ханы в подобных случаях не церемонились…

В июне 1737 года огонь вспыхнул сразу в двух местах, бушевал от Мойки до Зеленого моста, сгорело более тысячи домов, погибло несколько сотен человек. Чуть позже возник второй пожар, уничтоживший дома от церкви Вознесения до Крюкова канала. Вот тут уж, вне всякого сомнения, поджоги были криминальными: в доме рядом с Летним дворцом на крыше нашли горшок с каким-то «воспламенительным составом». Несколько поджигателей были вовремя схвачены за руку и, прежде чем их успели перенять власти, без церемоний брошены в огонь.

Июль 1739 года – на Неве, напротив Выборгской стороны, долго горели тесно стоявшие грузовые барки с пенькой, маслом (дополнительный горючий материал), рыбой и зерном. Немало людей погибло, много товара было уничтожено. Виновник обнаружился быстро: работник, состоявший при одной из барок, принес для освещения горящую лучину, примостил ее внутри, она упала на кучу пеньки… Никакого наказания он не понес по весьма существенной причине: сгорел одним из первых (надо полагать, был пьян).

В 1748 году прямо-таки эпидемия пожаров одновременно обрушилась на Петербург и Москву – на сей раз виновниками, как было тогда же неопровержимо установлено, снова стали поджигатели. Многих ловили на месте – кого-то успевала перехватить полиция, кто-то был горожанами брошен в огонь (скорбеть об их судьбе, думается, не следует), в Петербурге по улицам были расставлены гвардейские караулы, а в Москве немало народу в панике бежало из города и какое-то время жило в шатрах и шалашах, пока поджигателей не выловили. (Создается иногда впечатление, что среди них попадались психически больные люди – среди схваченных поджигателей оказались и «поп-расстрига», и «девочка-нянька».)

Никак нельзя сказать, что власти не принимали противопожарных мер, наоборот. Еще Петр I своим указом разработал целую систему, весьма толковую: предписывалось ставить печи не прямо на полу, а на кирпичном или каменном фундаменте, угол возле печи закладывать кирпичом, покрывать потолки глиной, а крыши крыть не досками и дранкой, а черепицей и дерном. Петр организовал и первую в истории Петербурга пожарную команду – опять-таки состоявшую из гвардейцев, действовавших «аглицкими трубами наливными».

В 1737 году петербургские улицы впервые в истории города получили постоянные официальные названия как раз для того, чтобы пожарным было легче работать. Одно дело, когда поступает четкий приказ: «Выехать на пятую линию, там пожар!» и совсем другое: «На Васильевском острове, насупротив дома немца Гензена, горит». Поди найди быстро дом немца Гензена…

После пожаров 1748 года полиции поступил сверху приказ: в центре города немедленно снести «деревянные крыльца и промежду домов мелкия деревянныя строения», чтобы потом заменить их каменными. За исполнением проследить личным присутствием. По воспоминаниям князя Шаховского, все деревянное сломали в одну ночь – строили, правда, гораздо дольше.

Николай I в свое время строжайше запретил курение на улицах Петербурга как раз в целях борьбы с пожарами – много их случалось из-за брошенного где попало окурка и тогда, и потом. После его смерти в целях грянувшей тогда всеобщей либерализации запрет был снят, и масса народу принялась демонстрировать свое вольнодумие демонстративным курением на улицах (ну нечем больше было). Отчего, надо полагать, случился не один пожар: его с равным успехом вызовет как либеральный окурок, так и реакционный…

Конечно, пожары продолжались – их никогда не удастся искоренить полностью самыми продуманными тщательными мерами…

Май 1763 года – на Васильевском острове сгорел Гостиный двор и прилегающие здания. После чего ввели интересное новшество: денежную премию получала та пожарная команда, что прибудет первой (еще в 1737 году Петербург, опять-таки в целях борьбы с пожарами, был разделен на пять частей, и при каждой организована своя пожарная команда. На большой пожар они выезжали все).

Май 1771 года – выгорели 10, 11, 12 и 13-я линии Васильевского острова. 1774 год – выгорело более 140 домов (из них более сотни каменных) между Адмиралтейством и Мойкой. 1780 год – сгорел Гостиный двор на Невском проспекте. Май 1782 года – лавки на бойне возле Большого рынка, товара погибло на 200 000 рублей. После этого пожара лавки и склады предписано было «рассредоточить», больше не концентрировать торговлю в одном-единственном месте наподобие прежнего Гостиного двора.

В 1796 году, в последний год жизни Екатерины Великой, дважды порезвились молнии. Громоотводов тогда еще не существовало даже в виде смутной научной идеи. Первая молния 25 мая ударила в гавань на Васильевском острове, сгорели сараи с галерами и шлюпками – правда, все это был старый хлам, совершенно ненужный в употреблении. На другой день (ну не мистика ли?) молния ударила в одну из труб Эрмитажа. Дыму было много, но пожара не случилось. Так что оба раза, в общем, обошлось.

С завидным постоянством горели «учреждения культуры», точнее, театры. В 1804 году пожар уничтожил немецкий театр в доме Кушелева (на месте будущего Главного штаба). В 1803 году, во время премьеры в честь торжественного открытия Большого театра, от