Шрифт:
Закладка:
– Да там мороз! Простудишься!
– Я сам Мороз, – Толик уже напялил красную шапку с торчащей из-под нее паклей. – А эти табуретки зачем?
– Это не табуретки, – Людка держала в руках подобие японских сандалий гэта – две дощечки с резинкой от трусов, которая должны была удерживать ступню. Резинка была гвоздями приколочена к двум опорным досточкам. – Это чтоб ты выше был. Чтобы Юля не догадалась. И вот еще.
Она просунула под шапку и завязала на затылке прицепной целлулоидный розовый нос со щеками. Толик попытался потрогать ее за попу.
– Та не отвлекай меня сейчас! А то услышат! Вон бери на картошке мешок с подарками. Толик! Сапоги!
– Какие сапоги?
– Я пошила. Прям с этими табуретками туда лезь.
Толик в рукавицах сварщика, в Нилином красном вельветовом халате наизнанку с прицепным ватным воротником, в шапке, румяной полумаске со щелочками для глаз, бороде из той же пакли и на импровизированных каблуках был неузнаваем. Людка вытолкнула его за дверь.
– Позвонишь через две минуты. Ой! Стой! Открывай рот! – Она полезла в карман халата и сунула Тосе в рот пару грецких орехов.
– Васем? – поинтересовался он, душась от смеха.
– Что зачем? Чтобы говорил непонятно. Или ты думаешь, тебя по голосу никто не узнает?
Юля и Леся визжали от ужаса и восторга, когда после страшного долгого звонка в дверь ввалился и поковылял к елке огромный, толстый Дед Мороз.
– Дэфстуйте, – просипел он.
– У дедушки болят зубки? – сочувственно поинтересовалась Люда. – Ну зачем ты, дедушка, сосульки грыз? и не стыдно тебе? Где ж тебе ночью стоматолога найти?
Дед Мороз хрюкнул и упал лицом Людке в плечо.
– Конечно стыдно! А тебя все дети ждут! Ладно, я буду переводить.
Юлька оглянулась – все в сборе кроме…
– А где папа? Папа! Папа! Может, в туалете?
– Так он пошел за постным маслом. Я попросила, – отозвалась Нила. – У меня закончилось.
– И за черным хлебом, – добавила Люда.
Зачем нужен черный хлеб, когда есть белый, было непонятно, но взрослые на все праздники обязательно делали черно-белую плетеную хлебницу. Хлебом обносили всех, а потом убирали на швейную машину, поэтому дети набирали сразу целую стопку.
– Бедный папа! А ты… Вы ему подарок принес?
Дед Мороз переглянулся с Людой. Та кивнула.
– Угу.
Дед Мороз был необыкновенно щедрым – и огромная взрослая акварельная бумага, и настоящая беличья кисточка, как у художников, и гуашь на 24 цвета, и красивейшие новые голубые варежки, и даже импортный шоколадный шар в цветной фольге! И это только Юле. А Лесе он принес настоящий матросский брючный костюм и почти всамделишные наручные часы, в которых можно было крутить стрелки. Со взрослыми все обстояло куда скромнее – баб Жене новые тапочки, деду Паве шарфик, который Женя обозвала смешным словом «кашне», маме и Ниле колготки, а папа ничего не потерял, что ушел в ночное за хлебом: носки и пена для бритья – так себе подарок.
В волшебную новогоднюю ночь строгий отец Тося разрешал не спать хоть до утра. Но Леся уснула сразу после ухода Деда Мороза, а Юля героически дотерпела до полуночи, чтобы вместе со всеми громко считать удары курантов в черно-белом телевизоре, а потом кричать:
– С Новым годом! С новым счастьем!
До гуся с картошкой засыпающая Юля еще дотерпела, а вот до Жениного фирменного торта «Мишка» и выступления Пугачевой с новой песней – уже нет.
Толик отнесет дочку в ее раскладное кресло-кровать, и ни включенный свет, ни праздничный «Голубой огонек», ни звон рюмок и разговоры ее не разбудят.
Женя оглянется:
– Счастливый человек. А я от каждого шороха просыпаюсь…
– Что, прям с детства? – поинтересовался Толик.
– Нет, с Каменец-Подольского, с тридцать шестого.
Нила посмотрела на маму:
– Ты знаешь, я тоже.
Новое счастье Нила с Юлькой таки накричали. Уже в феврале Нилка, несмотря на все свои сто килограмм, вспорхнет воробышком по чугунной дальней лестнице возле Ижикевичей и промчится через всю галерею, не глядя, не думая, что цепляется дефицитными единственными целыми колготками за табуретки и сундуки.
– А-а-а-а!!! Кто дома? Все сюда! – Нилка картинно рухнет на стул. – У меня такая новость! Умереть не встать! Танцуют все! Люда, идешь в гастроном! Мама, дай ей денег!
– Вус трапылось, малахольная? – невозмутимая Евгения Ивановна, чуть наклонившись, прикурила от плиты.
Нила рванула свою потресканную сумочку и, как факир, выдернула оттуда сложенную бумажку.
– Вот! – Она благоговейно поцеловала желтоватый листок. – Я ждала этого… двадцать лет!
– Та-а-ак, – Женя протянула руку. – Ну-ка дай сюда.
– Не дам! Я сама! Дети, у нас праздник! Квартира! У нас будет новая квартира! Мама, Пава, Людочка! Мне дали двухкомнатную в новом доме! Двухкомнатную на четвертом этаже! Самую лучшую! Аж сорок метров!
– А-а-а-а!!! – Людка захлопала в ладоши и запрыгала: – Ура-а-а-а!!!
– Все! Заживем! Все будем жить, как белые люди! Дочечка! Ты выбирай. Куда хочешь – в новую или в этой останешься?
– А чего это ты у нее спрашиваешь, а не у меня? – вдруг возмутился Пава. – Это я твой муж, между прочим.
– Павочка, – Нила, как всегда, сияла, – ну Павочка! Ну сколько нам надо? Дай молодым пожить. Теперь всем места хватит.
Вечером обрадовали прибежавшего из «вышки» Толика. Они с Людой будут возбужденно перешептываться полночи, обсуждая оба сладких варианта:
– Ты понимаешь, там все новое! Все абсолютно! Новый дом, новая жизнь! Кухня с нормальным окном! И два балкона! Ты представляешь! Мама сказала, что нужные люди посодействовали и ей дали квартиру не просто на четвертом, а на отчетном этаже, который под комиссию примарафетили. Там и побелено, и свет горит, и вода есть, и даже обои в квартире поклеены красиво.
– А как до работы добираться?
– Мама сказала, там электричка с вокзала почти под домом останавливается. И рынок с другой стороны. Ну здорово же?
– А Юлина английская школа?
– Тося, второй класс. Что там, школ нет? Я так хочу новую квартиру.
– Но ты подумай – их трое, нас четверо – тут три комнаты, там – две. Нам работать и как ездить, а тут все рядом. Просто посчитай.
Утром Люда скажет Ниле:
– Мам, ты выбирай. Твоя квартира.
Но поедут они обе вместе с Павой, Тосей и бабой Женей. После изнурительной дороги в трех трамваях и блужданиях по новому району молдаванские жители таки попадут в моднейшую белую высотку.