— Он хочет, чтобы мы никаких бумаг, нужных Соболеву, не подписывали, а вы, мисс Мэннинг, как можно скорее покинули страну. Разумеется, я отказался. — Песцов возмущённо вскинул голову. — Подумать только, он думал меня напугать!

Не знаю, что там думал Волков и кого хотел напугать, но меня напугать ему точно удалось.

— А потом, Дмитрий Валерьевич? Вряд ли Волков после вашего отказа ушёл в расстроенных чувствах, посыпая голову пеплом и обещая исправиться.

— Разумеется, нет. Он потребовал разговора с вами, поскольку, по его мнению, ваше решение может отличаться от моего. Мол, я слишком радею за успех ваших гастролей, а вы можете предпочесть презренные деньги. За кулисы его не пустили, но он только и ждёт, когда вы выйдете.

От испуга я заметалась по гримёрке, заламывая руки. Боже мой, этот точно дождётся, а потом точно поймёт, что я не мисс Мэннинг. А если ещё присмотрится и обнаружит на мне собственную защиту, то дела мои станут совсем печальными. Этого допустить было никак нельзя.

— Дмитрий Валерьевич, соглашайтесь на деньги.

— Вы с ума сошли, Елизавета Дмитриевна? — вытаращился на меня Песцов. — Как-никак он планировал нас убить и устроить из нашей смерти целое представление, чтобы сменить здесь губернатора. Наши жизни стоят дороже любых денег. Поэтому я подпишу всё, что запросит Соболев. Разумеется, в пределах разумного. Нет уж, Волков должен ответить перед Советом. Почему вы хотите, чтобы он избежал наказания? Яркий мундир глаза застит? Блеск эполетов разума лишает?

Он столь выразительно на меня уставился, словно заподозрил во влюблённости в штабс-капитана. Пришлось ему напомнить:

— Дмитрий Валерьевич, если он встретится со мной, у нас обоих будут неприятности, и неизвестно, у кого больше. А уж что хуже — подписать бумаги Соболева или отказаться их подписывать — я вам даже не скажу. Я же не мисс Мэннинг, что непременно выяснится по почерку, даже если мне удастся улизнуть. Вашей деловой репутации тогда точно конец: вам не простят подсовывание общественности фальшивки. Во всяком случае, если это станет достоянием широкой общественности.

Последнее я добавила, вспомнив снисходительность Соболева, которая, впрочем, вполне может смениться пристрастностью, если мы откажемся выполнять то, что он от нас потребует.

Песцов застонал и запустил руки в волосы, показывая высочайшую степень отчаяния, покачался немного, не дождался от меня утешений и трагически выдохнул:

— Говорил я отцу, что связываться с Рысьиными — плохая идея. Сплошные неприятности от вас, Елизавета Дмитриевна.

— Я с вами не связывалась, — отрезала я. — Вы сами сделали всё возможное, чтобы со мной связаться, так что теперь не жалуйтесь непонятно на что. Я не предлагаю забирать деньги, но Волкову нужно хотя бы дать понять, что мы согласны, чтобы он успокоился, а самим драпать отсюда со всех лап.

— А потом?

— Потом мы проведём ещё один концерт, и мисс Мэннинг исчезнет, в чём вы сможете обвинить Волкова, который наверняка рванёт за нами.

— Всего один? А неустойка? — сразу пришёл в себя Песцов. — У меня запланирован отнюдь не один концерт. Мы с вами договорились, Елизавета Дмитриевна. Я был уверен, что ваше слово чего-то да стоит.

— У меня сегодня после исполнения одной из арий рассыпался кристалл, — сообщила я. — насколько я понимаю, из репертуара мисс Мэннинг эту арию можно свободно вычёркивать.

Я вытащила артефакт и показала компаньону. Лунка от потерянного кристалла выделялась на общем фоне жизнерадостной яркостью, прямо-таки неуместной для данной трагической ситуации.

— Правильно понимаете, — страдальчески ответил Песцов. — Не должно быть так с этим артефактом, но сила Велеса, скорее всего, вступила в конфликт с силой покровителя крэгов. Наверняка это артефакт его модификация, хотя, по правде говоря, не очень я разбираюсь в ваших магических штучках, Елизавета Дмитриевна. Это какая ария нам теперь недоступна?

Название я не запомнила, поэтому пришлось напеть, используя собственные невеликие вокальные данные:

— Это которая сначала ла, ла-ла-ла-ла-ла-ла, потом бум-бум и фьюить.

— Фьюить? — переспросил Песцов и захохотал. — Да, вы, Елизавета Дмитриевна, — оскорбление для любителя оперы. Подумать только, с каким восторгом я вас слушал, когда вы были на сцене. Да и не только я. Слышали бы они вас теперь.

Когда я была на сцене, с восторгом слушала себя я сама, а ещё с удовольствием посмотрела бы на себя со стороны, тем более что платье в этот раз на мне было полностью подогнано по фигуре.

— Да оскорбляйтесь сколько вашей душе угодно, — легко согласилась я. — Это ведь не кто иной, как вы, подсунули мне артефакт с дефектом.

— Но остальные-то кристаллы вполне можно использовать. Эту арию мы вычеркнем из программы концерта и всё, — деловито предложил Песцов, уже напрочь забывший о том, о чём не так давно он переживал куда сильнее, чем о концертах. — И если ещё какой рассыплется, Елизавета Дмитриевна, то вычеркнем и его. Можно полностью завершить все запланированные концерты, пусть и с небольшими изменениями.

— Дмитрий Валерьевич, как вы собираетесь проводить концерты под угрозой разоблачения со стороны Волкова?

— Волков сейчас схлестнётся с Соболевым, — довольно уверенно предположил Песцов. — Нам главное — выбраться из города незамеченными.

— Нам главное — избежать моей встречи с Волковым. Боюсь, я не смогу отнестись к нему с той приязнью, которую показывала мисс Мэннинг. Поэтому вы сейчас идёте к нему и говорите, что мисс Мэннинг согласна и вопрос только в сумме. Поторгуйтесь с ним от души. Потребуйте деньги наличными, а не распиской или векселем. Скажете, это моё условие. Пока Волков будет собирать нужную сумму, мы как раз успеем на поезд.

— Какой поезд, Елизавета Дмитриевна? На вокзале он нас точно перехватит. — Песцов задумчиво поскрёб в затылке. — Сани нужно искать. В ночь выезжать не слишком хорошо, но у нас выбора нет.

Я была согласна не только выехать в ночь, но и выехать немедленно, на что Песцов не согласится не столько из-за Волкова, сколько из-за срыва концерта. Но оставалось ещё одна важная вещь, без которой я не могла уехать.

— Дмитрий Валерьевич, мне нужна деревянная шкатулка, поэтому после разговора с Волковым вы идёте её покупать.

Мой командный тон Песцову не понравился, он выразительно нахмурился, но лишь недовольно сказал:

— А до другого города покупка шкатулки потерпеть не может? Нам, знаете ли, Елизавета Дмитриевна, скорее всего, вещи придётся оставить здесь и просить потом о пересылке. С собой возьмём только самое необходимое. Это один-два саквояжа.

— Поверьте, Дмитрий Валерьевич, деревянная шкатулка мне необходима, и прямо сейчас. Без неё я не смогу уехать. Собственно, мне нужны мои книги и она. Безо всего остального я могу прекрасно обойтись.

— Разумеется, если я в каждом городе буду покупать вам одежду, — недовольно проворчал Песцов, сразу вспомнивший, во сколько ему обошлось то платье, которое на мне, — то вы вообще обойдётесь без багажа.