корточки, беру мяч в руки.

– Любишь играть в мяч?

– Угу, – качает головой девочка и опускает глаза вниз. Мне кажется, что я ее засмущала, поэтому сразу же спрашиваю:

– А где твои друзья?

Девочка, не поднимая глаз, убирает улыбку с лица.

– У меня нет друзей, – едва слышно говорит она. – Со мной никто не дружит.

Ее слова пронзают болью мое сердце. Я сглатываю слюну и тяну машинально руку, чтобы поправить выбившуюся прядь из ее и так растрепанной прически.

– Почему? – практически шепотом спрашиваю я.

Как только я касаюсь ее волос, чувствую, как девочка дрожит. Ей страшно, и это видно невооруженным глазом, однако она всеми силами пытается показать, что это не так.

– Меня все называют чудовищем, – с грустью в голосе говорит она. – Никто не хочет дружить со мной, потому что у меня магия лавы.

– И разве это плохо? – Убираю руку от ее лица и жду, когда девочка поднимет глаза.

– Да…

– У меня тоже нет друзей, – неожиданно для себя выдаю я.

– Правда? – Девочка поднимает свои глаза, которые наполнены слезами. Я даже не заметила, как своими вопросами заставила расстроиться этого ребенка. Даже не подумала о том, что такой простой вопрос может ранить в самое сердце такое хрупкое создание.

– Правда. – Улыбаюсь и беру мяч в руки. Вижу, что мяч давно сдулся и потерял свою форму. Он пыльный и грязный, но… девочка с такой любовью смотрит на эту вещь, что я понимаю: по всей видимости – эта игрушка единственная, которая у нее есть.

– У меня были друзья, но жизнь расставила все на свои места, и теперь у меня их нет…

– Они умерли? – с опаской спрашивает девочка, убрав руки за спину.

– Нет, – отрицательно качаю головой. – Нет, они живы, просто… мы перестали общаться.

– Это грустно, – признается девочка и опускает свои шоколадные глаза в пол.

– Послушай. – Кладу руку на ее плечо, и девочка вновь поднимает на меня свои глаза. – Совсем неплохо быть не такой, как все. Да, различия могут пугать всех, проявлять в других негативные эмоции, но… Они просто не знают, каково быть не такой, как все. Иметь магию менее сильную, чем у других. Иметь другой цвет глаз или кожи. Любить не те цветы и фрукты, что все остальные. Это не плохо, понимаешь?

Девочка слушает меня, но ничего не отвечает.

– Иногда, в самых гадких и на первый взгляд неприметных магах сразу не разглядываешь тех, кто потом становится кем-то важным для своего общества.

– Магия лавы запрещена в этом мире, – с досадой в голосе говорит она.

– Но ты не одна такая, кто владеет этой магией, ведь так?

– Угу, – мычит девочка в ответ и с опаской тянет руки к мячу. – Но друзей у меня, даже таких, как я, нет…

– Друзья не всегда остаются с тобой. Ты знаешь, кто такие предатели?

– Нет, – отрицательно качает головой девочка и щурит глаза.

– Предатели – это те, кто вчера был друзьями. Не торопись делиться с друзьями всем самым сокровенным. – Осторожно дотрагиваюсь указательным пальцем до груди девочки, указывая на место, где располагается сердце. – Меня жизнь научила тому, что те, кого прикрываешь своей грудью, чаще всего наносят удар в спину.

Глаза девочки начинают сиять ярким огнем, на лице появляется едва различимая улыбка.

– Если ты не хочешь, чтоб тебя предавали, тогда просто никогда никому не доверяй свои секреты.

И протягиваю мяч девочке. Она с дрожью в руках берет его.

– Помни об этом. И никогда не расстраивайся, если тебя считают другой.

– Спасибо, – роняет девочка и, крепко обхватив мяч рукой, убегает прочь обратно в свой двор за кривой деревянный забор.

Иду дальше по узкой улочке, которая приводит меня к небольшой аллее. Утопающий луч солнца едва проглядывает сквозь плотные шапки деревьев, и я ловлю себя на мысли, что по весне эта аллея предстанет перед жителями деревни в сказочном одеянии. Еще раз вдыхаю аромат прохладного воздуха и уже на половине пути замечаю, что меня ожидает шаман. В это же мгновение тишину разрывает лязганье металла, и я чувствую, что клинки где-то неподалеку. Как нарастающая сирена, они приближаются ко мне и через секунду уже весело кружатся надо мной. Они сыты, о чем оповещают меня, и готовы к любым приказам, которые я им отдам. Но пока что нет надобности. По всему периметру храма стоят воины, а чуть ближе две девушки, которые были тогда в помещении. Я окидываю взглядом всю эту картину и, подойдя еще ближе к шаману, спрашиваю:

– Я слишком рано?

– Возможно, – кратко отвечает он, и почему то мне кажется, что у Ваакиля взволнованный голос. Я оглядываюсь по сторонам и вижу Юхана, выходящего из храма. Он с радостью в глазах смотрит на меня, будто бы наша разлука была долгой. Подойдя к нам, Юхан сует руки в карманы и говорит:

– Прошу меня извинить, – его голос дрожит, но принц старается изо всех сил это не показывать, – но в моем королевстве случилась беда.

– О чем ты? – Щурю глаза и смотрю на Юхана, словно не хочу и дальше слышать его слова.

– На мое королевство напали. – Сухость в голосе Юхана, кажется, сдавливает стенки рта, отчего принцу тяжело говорить. – В столице творится неразбериха, и… мне нужно быть там… рядом со своим народом.

– Кто напал? – переспрашиваю у него и замечаю, что принц сильно опечален.

– Пока не знаю, – отвечает тот. – Это я и хочу выяснить.

– Ладно, – отвечаю ему, и мы встречаемся взглядами. В карих глазах Юхана видны искры боли и страха. Припоминаю, что ранее на его владения не нападали. По крайней мере, я не слышала ничего такого, что бы так его опечалило либо он вспоминал с такой тревожностью.

– Прости меня, Аврора.

– Все хорошо. А где Ивви?

– Она ушла, – вмешиваются клинки, и я перевожу на них взгляд. Едва заметный васильковый дым струится из их рун. – Просто взяла и испарилась.

– А как же… тело Раума? – встревоженно восклицаю я. Клинки кивают на шамана, который, спрятав руки в длинные рукава, неподвижно стоит и слушает нас. – Где тело Раума? – спрашиваю у шамана, чувствуя, как меня переполняют переживания и страх.

– Оно уже на алтаре, – совершенно спокойно отзывается Ваакиль.

От слов шамана мне легче не становится. Словно что-то недосказанное в наших речах зависает в воздухе. Я хмурюсь, пытаясь сосредоточиться, и внезапно для себя, практически едва уняв тревогу в голосе, задаю следующий вопрос:

– А Дариус?

– Его нет на этих землях, – едва слышно трещат клинки. – Он покинул нас. Впрочем, как и всегда.

Чувствую привкус горечи на кончике