– Уведите подозреваемого подальше от дома. Мужчина с ножом. Би Экс, требуется подкрепление, – кричу я в рацию. Перепрыгнув последние четыре ступеньки, я ударяю Джейсона в бок и прижимаю его к стене. Остерегайся ножа. Через мгновение Энди оказывается рядом со мной, и мы начинаем бороться с вооруженным Джейсоном. Я, Энди и Джейсон ударяемся о стену, нож блестит между нами.

– Брось нож! – кричим мы снова и снова. На Энди нет жилета. Нам удается уложить Джейсона на пол, но он вырывается всеми силами. Нож, зажатый у него в руке, находится в опасной близости от белой футболки Энди. Я давлю на его руку всем весом, и Энди удается поставить на нее ногу в ботинке. Джейсон выпускает нож, и Энди тем же ботинком пинает нож так, что тот беспомощно ударяется о подножие лестницы. Надеюсь, девочки этого не слышат. Джейсон лежит в коридоре на грязном ковре и плачет, уткнувшись лицом в сжатые кулаки.

Энди надевает на него наручники и ставит у стены прихожей. Сейчас главное для нас – удержать его. Я слышу звук сирен. Копы повсюду – они отреагировали на просьбу о подкреплении. Один за всех, и все за одного. Я прижимаюсь спиной к стене, тяжело дыша.

– Больше нарядов не требуется, мужчина в наручниках, – говорю я в рацию, выпрямляюсь и выхожу на улицу. Подозреваемый, удерживаемый двумя моими коллегами, стоит у обочины. Он пьян и шатается.

– Чертова шлюха! – кричит он в окна дома. – Она этого заслуживает, шлюха поганая.

Он сплевывает на землю.

– Ради всего святого, увезите его отсюда, – прошу я, на секунду присаживаясь на крыльцо, чтобы отдышаться. Энди садится рядом со мной, но продолжает наблюдать за Джейсоном в прихожей.

– На мне нет жилета, – бормочет он.

– Я знаю, – отвечаю я, улыбаясь уголком рта. Ну и идиот же ты.

Пока подозреваемого тащат к автозаку, он продолжает кричать и сквернословить. Я поднимаюсь и иду к тротуару, где все еще пахнет им. Что-то побуждает меня посмотреть наверх, и я вижу в окне лицо девочки. Она все видела. Она прижимает руку к стеклу, и мне кажется, что она зовет меня. Меня словно ударяют в грудь. Ты слишком твердая. Я делаю глубокий вдох и снова поднимаюсь по ступенькам, чтобы закончить работу.

* * *

Вечером я лежу в постели и вспоминаю лица тех девочек. Я думала о них в поезде по пути домой. Я думала об их грязных волосах, пока купала Фредди и надевала на него чистую пижаму. Я представляла, как расширились их глаза, когда их маму ударили по лицу, и как они плакали, прячась под кроватью. Теперь, лежа в постели, я чувствую жжение в глазах и очень хочу их закрыть, но не могу выбросить из головы тех девочек. Ты ничего не можешь сделать. Я смотрю в потолок и думаю, всю ли бумажную работу выполнила после того вызова. Я составила протокол и написала заявление в социальную службу. В заявлении упомянула условия жизни, алкоголизм матери и жестокость отца. Я подготовила все отчеты и в каждом из них указала, что в доме находятся дети, которые являются свидетелями жестокости. Однако мне все равно кажется, что я ничего не сделала. Ты больше ничем не можешь помочь. Но этого недостаточно. Став матерью, я не могу забыть увиденных мной детей. Они преследуют меня ночами. Они всплывают у меня в голове, и вместо их лиц я иногда вижу лицо своего ребенка. Я поворачиваюсь и начинаю рыться в ящике в поисках снотворного, которое мне прописал врач. Диазепам. Джон еще смотрит телевизор внизу, и я предупреждаю его по смс, что приняла таблетку. Я боюсь, что не услышу, если Фредди проснется, поэтому мне нужно, чтобы Джон следил за ним. Затем я снова кладу голову на подушку и глубоко дышу. Мои мысли путаются, и я засыпаю.

17. Давид

Этого вызова ждали все c 7 июля[2].

– Срочный вызов на станцию «Бриксли-Централ». У входа на станцию мужчина ведет себя подозрительно. Читает молитвы по-арабски. На нем рюкзак с видимыми проводами.

Я сижу на заднем сиденье автомобиля «Браво 1», и когда Тревор включает сирену и нажимает на газ, я утопаю в спинке дивана. Мы с Тревором работаем вместе уже несколько лет, и я абсолютно комфортно чувствую себя с ним в машине. Сейчас начало второго, вторая половина ранней пятничной смены, и мы только что пообедали. Первую половину смены я была за рулем «Бриксли 21», но мой оператор ушел домой через два часа, сославшись на мигрень. В одиночку я выезжала на несколько неопасных вызовов, а потом пересела на заднее сиденье «Браво 1» до конца смены. Мне приятно и непривычно быть пассажиром, ведь обычно сижу за рулем. Особенно здорово ездить в «Браво 1», самом мощном автомобиле во всем автопарке. Керис, сегодняшний оператор Тревора, следит за бортовым компьютером в центре приборной панели, пока мы пробираемся по оживленной дороге.

По моим подсчетам мы будем на месте примерно через четыре минуты. У нас есть четыре минуты, чтобы придумать стратегию работы с потенциальным террористом-смертником. В моей голове пустота. Я смотрю на Тревора, но он сосредоточен на дороге. Керис замерла в своем кресле.

Мгновение, и она слегка дергает головой и начинает действовать. Выпрямив спину, Керис зачитывает с бортового компьютера:

– Мужчина с густой черной бородой. На нем белая футболка, черные спортивные штаны и черно-красный рюкзак. Из-под ворота торчат красные провода.

Она оборачивается, и наши взгляды встречаются. Я отстегиваю ремень безопасности, перемещаюсь на середину заднего сиденья и подаюсь вперед, чтобы моя голова была между спинок передних. Мой взгляд падает сначала на бортовой компьютер, а затем на Керис.

– Может, это ложный вызов? – говорит она. В ее глазах читается надежда.

– Новая информация из диспетчерской Бриксли: мы получили уже три звонка по поводу того подозреваемого. Сейчас он молится очень громко. На ваш компьютер поступают последние данные.

Шансы на ложный вызов исчезают. Множество звонков обычно свидетельствует о чем-то серьезном. Мы с Керис снова смотрим на дисплей и видим, как он мигает, когда диспетчер присылает новые данные.

Керис продолжает читать вслух, чтобы Тревор оставался в курсе. Он только кивает в ответ, и мне бы хотелось, чтобы он что-то сказал. Я всегда обращалась к нему за советом, и хочется знать, что он думает. Я смотрю на его профиль: у меня на языке вертится множество вопросов, но рот остается закрытым.