небесах и на земле. Эти же двое различаются между собою только внешней формой, но форма для обоих есть принадлежность к общему» [239]. В трактате «Paragranum» [240] находим ряд точных психологических замечаний по поводу врачей: «По этой причине [мы предполагаем] существование не четырех, но одного арканума, каковой, тем не менее, обладает четырьмя сторонами и подобен башне, обдуваемой отовсюду ветрами. Не может быть башни без одного угла, и не может врач обходиться без одного своего навыка… Ведомо ему, что мир подобен яйцу в скорлупе, где прячется внутри цыпленок со всеми своими субстанциями. Так же все, что есть в мире и в человеке, должно скрываться во враче. Курицы, когда высиживают яйца, преображают этот зачаток мира в цыпленка, и сходно алхимия доводит до созревания философские арканы, скрытые во враче… В том и заключается ошибка тех, кто неверно понимает труд врача» [241]. Что именно вышесказанное означает для алхимика, я довольно подробно описал в своей работе «Психологии и алхимия».

Иоганн Кеплер мыслил во многом таким же точно образом. В своем трактате «Tertius interveniens» [242] он писал: «Это [геометрический принцип, лежащий в основе физического мира] есть также, по учению Аристотеля, сильнейшая связь, каковая соединяет нижний мир с небесами и тем объединяет оба мира настолько, что всякие формы низшего мира управляются свыше; ибо этому низшему миру, иначе говоря, земному шару, присуща духовная природа, спо- собная к Geometria, каковая ex instinctu creatoris, sine ratiocinatione [243] обретает жизнь и побуждает самое себя к применению своих сил посредством геометрических и гармонических сочетаний небесных лучей света. Не могу сказать, свойственно ли то же качество, что и шару земному, всем животным и растениям. Но этому отнюдь не трудно поверить… Ибо во всем обозначенном [к примеру, в том факте, что цветы наделены определенным оттенком, формой и количеством лепестков] очевидно воздействие instinctus divinus, rationis particeps [244], а вовсе не человеческого разума. Человек же, посредством души своей и ее низших способностей, тоже близок небесам, как близка им земная почва, и это может быть проверено и доказано самыми разными способами».

По поводу астрологического «характера», то есть астрологической синхронистичности, у Кеплера читаем: «Сей характер воспринимается не телом, каковое для него не может считаться пригодным вместилищем, а природой самой души, которая словно точка в пространстве (и потому может быть преобразована в точку confluxus radiorum [245]). Природа души не просто обладает разумностью (из-за чего мы, человеческие существа, и зовемся существами разумными, в отличие от всех прочих), но наделена также иным, врожденным разумом, дабы незамедлительно, без долгого обучения, постигать Geometriam, будь то в radiis или в vocibus [246], то есть в Musica. В-третьих, примечательно и то, что Природа, воспринимая этот Characterem, устанавливает соответствие in constel-lationibus coelestibus [247] в своих сородичах. Когда мать носит в себе дитя и близится естественный срок рождения, Природа назначает сему событию день и час, каковые соответствуют, коли судить по небесам [то есть с астрологической точки зрения], времени рождения брата или отца матери, и это происходит non qualitative, sed astronomice et quantitative [248]. В-четвертых же, всякая природа настолько хорошо знает и свой characterem coelestem [249], и небесные confi-gurationes (расположения) с повседневными движениями небесных тел, что каждый раз, когда тело перемещается de praesenti в characteris ascendentem[250] или loca praecipua [251], прежде всего в Natalitia [252], она откликается на это событие и подвергается при том самому разнообразному воздействию».

Кеплер предполагал, что тайну этого чудесного соответствия можно отыскать в земле, ибо земля ведь одушевляется через anima telluris [253], и приводил в доказательство существования последней множество доводов. Среди прочего, это и постоянная температура под поверхностью земли, и особое свойство земных недр порождать металлы, минералы и ископаемые, а именно facultas formatrix [254], каковая, подобно женскому чреву, может творить формы, видимые лишь вовне, – корабли, рыб, царей, римских пап, монахов, солдат и т. д. [255]; еще нужно помнить о геометрии, ибо земля порождает в кристаллах пять геометрических тел и шестиугольных фигур. Все это anima telluris восприняла от исходного побуждения, обособленно от размышлений и умозаключений человека [256].

Астрологическая синхронистичность проявляется не в иных планетах, а на Земле [257], не в материи, а в anima telluris. Посему всякая природная или жизненная сила в телах обладает неким «божественным подобием» [258].

Такова была интеллектуальная обстановка эпохи, которую изменил Готфрид Вильгельм фон Лейбниц (1646–1716) со своей идеей предустановленной гармонии, то есть абсолютной синхронистичности психических и физических событий. В конечном счете эта теория свелась к представлению о психофизическом параллелизме. Предустановленная гармония Лейбница и упоминавшаяся выше идея Шопенгауэра, будто целостность первопричины, создает одновременность и взаимосвязь событий, не связанных между собою каузально, суть, если взглянуть внимательнее, лишь повторения древней мысли перипатетиков, разве что усугубленной современным детерминизмом у Шопенгауэра или частичной заменой каузальности на предсущий порядок у Лейбница. Для последнего Бог является творцом порядка. Лейбниц уподоблял душу и тело двум согласованным друг с другом часам [259] и передавал через то же самое сравнение взаимоотношения монад, или энтелехий. Пусть монады неспособны воздействовать одна на другую непосредственно, поскольку «не имеют окон» [260] (перед нами фактически релятивистская отмена каузальности!), они внутренне устроены так, что всегда находятся в согласованности, даже не подозревая о существовании иных монад. Лейбниц считал каждую монаду «малым миром» или «активным неделимым зеркалом» [261]. Человек есть микрокосм, обнимающий собою цельное, но и всякая энтелехия, или монада, тоже является таким микрокосмом. Любая «простая субстанция» наделена свойством «выражать все остальное». Это «постоянное живое зеркало универсума» [262]. Лейбниц называл монады живых организмов «душами»: «Душа следует своим собственным законам, тело – также своим, и они сообразуются в силу гармонии, предустановленной между всеми субстанциями, так как они все суть выражения одного и того же универсума» [263]. Тем самым он фактически утверждал, что человек есть микрокосм. Читаем: «…души вообще суть живые зеркала, или отображения универсума творений», и Лейбниц различал духов, которые «суть отображения самого Божества… и способны познавать систему вселенной и подражать ему кое в чем своими творческими попытками, так как всякий дух в своей области – как бы малое божество» [264], и телами, которые, с другой стороны, «действуют по законам причин действующих (производящих), или движений», тогда как души «действуют согласно законам конечных причин, посредством стремлений, целей и средств» [265]. В монаде, или в душе, происходят изменения, которые определяются «стремлениями» [266]. По