Звонок пришел от лейтенанта Лэнса Ханта. Он объяснил мне, что я попал в неприятности и что неприятности усугубятся, если я попытаюсь от них убежать. Он сказал, что придет за мной, и что мне лучше быть на месте.

Я ждал.

Несмотря на мои небольшие проблемы в прошлом, это был мой первый серьезный контакт с законом. Раньше я был просто неудачником. Теперь я был преступником. Я совершил тяжкое преступление. Обращение с фальшивыми чеками было серьезным преступлением. Наверное, я это знал, но я не осознавал, в каких неприятностях окажусь, если меня поймают.

Что ж, они поймали меня. И я довольно быстро узнал, в каких неприятностях я оказался. Мне сказали, что за такие дела отправляют в тюрьму, даже тех, кому только что стукнуло семнадцать с половиной лет. Мне грозило попадание в тюрьму на срок от одного до четырнадцати лет.

Мне сняли отпечатки пальцев. Сделали фотографию для дела. Забрали ремень и шнурки на обуви. Засунули меня в камеру.

В какой-то момент, пока я был в Агньюс или на Ранчо Линда, мой отец заинтересовался правоохранительной деятельностью. Он стал резервным заместителем шерифа. На протяжении лет он работал в тюрьме, помогал департаменту шерифа с транспортировкой, обеспечивал безопасность суда в качестве судебного пристава и помогал обучать других резервных офицеров. Он никогда не был настоящим полицейским, но знал множество копов.

Он, должно быть, знал кого-то в полицейском департаменте Сан-Хосе, потому что они связались с моим отцом и поговорили с ним о моей ситуации. Они предложили ему какую-то сделку.

Мой отец пришел, чтобы рассказать мне подробности. Копы согласились отпустить меня. Без тюремного заключения. Без срока в тюрьме. Все, что мне нужно было сделать, это позволить им вернуть меня обратно в Агньюс на некоторое время. Если бы я смог убедить людей в Агньюс, что я немного сумасшедший, я мог бы остаться там вместо того, чтобы идти в тюрьму. Он ясно дал понять, что если я не смогу убедить их в своем безумии, я пойду в тюрьму. Или, что хуже тюрьмы, я попаду в тюремное заключение.

Я не знал, что такое тюрьма. Но я был в исправительном доме для несовершеннолетних, и в окружной тюрьме, и я мог представить. Я не хотел идти туда. Ох, ребятки, я точно не хотел идти туда. Поэтому я заключил сделку. Я согласился вернуться в Агньюс и притвориться сумасшедшим.

Кто-то передал эту информацию Фримену.

“Говард был повторно принят в Агньюс на последних порах,” написал врач 23 сентября 1966 года.

Школа Ранчо была закрыта, когда стало известно, что пациенты слишком увлеклись сексуальной свободой, и Говард находился в неком полупансионе, где ему удавалось неплохо приспособиться, пока он не добыл пачку чеков и не выписал несколько из них своим друзьям и другим людям, до тех пор, пока закон не настиг его. Его мать и отец были очень обеспокоены возможностью его возвращения домой и говорили, что его влияние определенно вызовет расстройства. Они организовали его помещение в учреждение.

На следующий день Фримен пришел в гости.

Я видел Говарда сегодня в Агньюс в приемном отделении, куда его отправили из тюрьмы после недействительного чека. Он говорит, что совсем не был дома, а жил в Сан-Хосе в доме с другими выписанными пациентами. Несколько недель он работал в благотворительной организации Good Will, сортируя карточки за 10 центов в час, что, по его мнению, было недостаточно для покупки сигарет, поэтому он разозлился и ушел. Затем он узнал, что люди получают 60 центов в час, и был недоволен. “Мне здесь нравится больше, чем там”. Говард немного окреп и, я думаю, стал хотя бы таким же высоким, как его отец. Он довольно свободно разговаривает и за несколько минут, которые у меня были с ним, не выразил никаких необычных идей.

Я оставил свои необычные идеи для персонала Агньюс. Мой отец сказал мне, что мне нужно убедить их в том, что я немного сумасшедший, чтобы остаться здесь и не попасть в тюрьму. Поэтому я старался выглядеть немного сумасшедшим.

Сначала я был на наблюдательном отделении. Но на этот раз меня держали в более жестких рамках. Врачам нужно было составить отчет. Судебные и исполнительные органы должны были дать рекомендацию. Так что они внимательно следили за мной. Им нужно было собрать все данные обо мне.

Я старался изо всех сил. Я пытался показать им, что я сумасшедший. Вопрос был лишь в том, чтобы вести себя странно в нужное время. Это может сделать каждый. Не обязательно быть сумасшедшим, чтобы вести себя сумасшедшим. Главное знать, как себя ведут сумасшедшие люди. И у меня был достаточно опыт наблюдения за сумасшедшими людьми.

Сумасшедшие люди бьют себя. Они разговаривают сами с собой. Вот и я это делал. Не знаю, насколько убедителен я был, особенно в части разговора с самим собой. Я думал, что это глупо, и мне казалось, что я выгляжу глупо, делая это. Но если они искали что-то, чтобы написать обо мне, я был готов это им предоставить. Я хотел, чтобы они сказали: “Хорошо, этот парень сумасшедший.”

Я разговаривал сам с собой о нормальных вещах, просто, как если бы я рассказывал историю другу. Но я также придумывал другие варианты. Например, я придумал гитару и усилитель, которых не существовало. Один из техников подходил, чтобы поговорить со мной. Я видел, как он приближается, и начинал разговаривать сам с собой. Затем он начинал садиться на стул, и я говорил: «Эй! Осторожно. Это моя гитара и усилитель!»

Похоже, это заставляло их быстро доставать свои блокноты.

Мой сумасшедший акт сработал. Я заставил врачей думать, что мне нужно быть здесь. Примерно через три недели они дали свою рекомендацию, и мне разрешили остаться. Мне разрешили не идти в тюрьму.

Наверное, я думал, что после того, как они узнают о лоботомии, врачи и техники пощадят меня. Смешно то, что мне даже не пришло в голову, что если я убедил их в том, что я сумасшедший, мне будет сложно убедить их позже в том, что я не сумасшедший. Мне не приходило в голову, что будет трудно выбраться из Агньюс. Я совсем не беспокоился о том, чтобы показать врачам, что я нормален.

Мне следовало волноваться. Вот я снова в Агньюс, за пару месяцев до своего восемнадцатого дня